Впрочем, «давно» — понятие растяжимое. Кому-то две сотни лет - лишь миг, для кого-то год становится вечностью. Я из числа вторых.
В одиночестве время идёт дольше. Утром не понимаешь, зачем солнце осветило твой день. На закате, когда вершины деревьев и воды Гуиродит Ллин заливает алый, словно кровь поверженного хищника, свет, сердце заполняет странная пустота.
Между тобой и ближайшим живым существом лежит целый мир, лишённый жизни. То, что до соседней стоянки всего час пешего ходу — не имеет значения. Мир пуст, и ты знаешь: нигде тебя не ждут. Миру всё равно — проживёшь ли ты ещё день, проснёшься ли утром или станешь добычей тигра во сне. Пожалуй, только голодному тигру ты и нужна, и то не больше, чем горная коза.
Эльфы Койдвиг Маур не живут одни. Природа — наша мать — требует, чтобы мы собирались в кланы. Кланами мы охотимся на животных, которые сильнее нас, клан даёт нам имя и обязанность, делает теми, кто мы есть — нужными. Когда гибнет клан, оставшимся в живых лучше умереть вместе с ним.
Это не закон и не обычай, это — веление разума: редко какому-то клану нужен лучник, привыкший охотиться по-другому. Лекари, хранящие память — возможно. Если глава клана мудр, примет под опеку того, чей опыт полезен. Те, кто несёт в себе дар исцеления, встречаются так редко, что любой клан будет им рад.
Я — охотница. Во мне ничего необычного нет. Рука моя тверда, глаз остёр, и я услышу, как под кронами сосен бродит медведь из сумеречных земель, как в густой траве меж корней деревьев скрываются росомаха и волк, но этим может похвалиться добрая половина лесных эльфов.
Я могла бы рассчитывать на новый дом, если бы шла война, и в других кланах не хватало стрелков, но и тогда до конца дней на меня смотрели бы как на ту, что пережила свой клан. И правда, разве может быть оправдание тому, что я жива, когда моя семья и друзья мертвы?
Когда луна второй раз осветила кострище на месте моего прежнего дома, я пыталась просить помощи. Пришла в клан Хранящих Восток, а затем в клан Поющих с Волками. И ещё во многие кланы, но нигде со мной не хотели говорить. Только вождь клана Бурого Медведя сжалился.
Я знала, что здесь всегда буду лишь заменой для тех, кто моложе и неопытней, но радовалась и этому. Но когда старший из охотников выкрикнул мое имя, тетива моего лука от резкого рывка со звоном рассыпалась. Все знали, что сулит охотникам порванная в самом начале охоты тетива. И вместо меня ушел мальчик, который, должно быть, ни разу на охоте ещё не бывал.
И тогда вождь Медведей предложил мне пройти испытание истиной. Вместе мы отправились к Оракулу, в сердце Священного Озера Гуиродит Ллин, где цветок духов — лотос — растёт рядом с осокой и рогозом, и моя кровь окропила алтарь. Луч света упал на мою надрезанную ладонь, выжигая знак Альдэ — смерть. Это был приговор. Отныне он стал моим именем. Альдэ — Смерть — последняя из клана, которого нет.