Тишина настала такая, что было слышно, как потрескивают свечи перед образами. А может, это потрескивали, вставая дыбом, волосы на головах прихожан? Ни скрипа, ни слова, ни шороха не вплеталось в этот треск, жуткий сам по себе. И тут стоявший ближе всех к амвону поп Ферапонтий выронил кадило из ослабевшей руки и как-то вяло закрестился. Затем попятился и опрокинулся прямо на сосновый пол церквушки. Но все взоры устремлены были к Царским вратам, в которых верующим предстал Прозрачный Отрок: расплывшееся дрожащее тело, нечёткое лицо, а главное – глаза, в свете свечей страшные.
Воздух во храме сделался будто пустым, и нечем стало дышать.
– Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!!! – прорезал тишину истошный вопль.
Толпа пришла в движение.
Кто-то рухнул навзничь, ударив черепом в сосновые доски, кто-то бил поклоны. Кто-то – таких было большинство – бросился в выходу, и там началась давка. Иные истово крестились, не отрывая от Прозрачного Отрока люто вытаращенных глаз. Сам старый помещик Михаил Александрович Лапыгин, отставной майор артиллерии, герой Фридланда и Аустерлица, покрылся мертвенной бледностью и пятился от алтаря, делая рукой пассы – то ли крестя Прозрачного Отрока, то ли отмахиваясь от него.
Со звоном пали наземь светильники, утыканные горящими свечками. Заметались огоньки, пречудным образом отражаясь на теле Прозрачного Отрока.
Волнение передалось народу, который не вместился в храм и толпился вокруг. Весть о том, что «Христос явился», мигом облетела село. Тем, кто не был свидетелем чуда, было не страшно; народ пёр в дверь, не давая выйти тем, кто стремился наружу с искаженными ужасом физиономиями. На паперти и вовсе образовалась куча-мала. Кое-кого и задавили…
Прозрачный Отрок всё стоял под иконостасом, страшный своим взыскующим взором. Барин Михаил Александрович, упёршись широкой спиной в образ Николы-чудотворца, всхрапнул и грохнулся, наконец, в спасительный обморок, гулко ударившись головой о киот. Дряхлый Ферапонтий тоже лежал недвижим, шепча про «грехи наши тяжкие». Уголья из кадила просыпались на епитрахиль, и тяжёлая материя затлела, но священник этого даже и не замечал.
Вот уже кто-то от дверей захохотал диким образом; кто-то, придавленный до полусмерти, взвыл; кто-то истошно затянул «Аллилуйю». Ветхие церковные двери трещали под натиском людских тел, грозясь рухнуть и всех перекалечить.
Наконец Прозрачный Отрок пошевелился, поднял руку. Копошившаяся в дверях толпа снова замерла. А он, обведя взглядом опустевшие интерьеры храма, открыл рот, и послышался то ли звон, то ли бульканье: бу, бзы, дзы, – и тут служка Федот, как и все остальные, ничего не понявший в происходящем, с громовым воплем «изыди!!!» метнул в него тяжёлую дароносицу. Влепил прямо в голову. И в тот же момент побежали, занявшись от упавших свечей, огни по сухой деревянной стене.
