Стоит на берегу крутом
У бесконечного обрыва
Покрытый черепицей дом,
А рядом – кладбище и нивы.
Луга прорезала речушка,
Одета в шумные сады.
По тропке к ней идет девчушка,
Чтобы в реке набрать воды.
Бедняжка испытала с детства,
Как и любой другой изгой,
Прискорбной бедности соседство,
Слепой жестокости людской.
Она имела, без сомненья,
С рожденья и за годом год
Феноменальное терпенье,
О да, им славен мой народ.
Об этом в песенках поется.
И это следует принять.
И что нам, право, остается
Как, не печалясь, вспоминать?
Болела мать, изведав лиха,
Она лежала за стеной.
И вдруг ушла, неслышно, тихо,
Не попрощавшись, в мир иной.
Я видел стан прямой и гордый,
Я слышал тихий звук сердец…
Но вслед за ней стопой нетвердой
Чрез год последовал отец.
Она сидела на кровати
И не считала черных дней…
Тут подвернулась очень кстати
Старуха с дочерью своей.
А дочь – уже почти невеста,
Бойка, сварлива, но мила.
Они ей предложили место,
Та предложенье приняла.
Она не долго собиралась…
Здесь все будило страх и сплин,
И вот со скарбом перебралась
В пустой и тесный мезонин.
Какого сорта эта милость,
Каков согласия итог,
Она тотчас же убедилась,
Запретный перейдя порог.
Ее пинали здесь и били.
И я, признаюсь, не сумел
Заслон проставить тирании,
Бесправью положить предел.
Тот, кто родился бедняком,
Тот бедняком умрет,
Но даже в случае таком
Над ним, над бедным дураком,
Голуб небесный свод,
И попадет он прямиком
Туда, где нет забот,
Пусть богачом другой рожден
И весь умаслен лестью,
Но бедняка не лучше он
Ни разумом, ни честью.
Ему не люб небесный свод
И солнце мира даже,
В ушко иголки не пройдет
Верблюд с свинцовой клажей.
Ханжа двуличная идет
Своей кривой дорожкой,
Подавится нечистый рот
И золотою ложкой.
Рожденный честным бедняком
Идет по жизни прямо,
