Ветер был хозяином этого мира. Не просто порывистым – он был плотным, тяжёлым, почти осязаемым. Он бил в лицо тугой, невидимой стеной, вышибая из лёгких жалкие остатки тепла, не давая вздохнуть полной грудью. Здесь, в их заполярном посёлке, ветер не дул. Он правил. Мальчик видел, как иной раз он, играючи, швырял в воздух соседских собак, и те, испуганно взвизгивая, пролетали метров двадцать, прежде чем шлёпнуться в сугроб мокрыми, обезумевшими тряпками. «Земля летающих собак», – думал он, и в этой мысли не было страха, только констатация закона природы.
На голове мальчика был боевой шлем – несуразная цигейковая шапка-ушанка, вся в проплешинах. Вместо нормальных завязок, которые давно оторвались в неравной борьбе со стихией, под подбородком её стягивала простая бельевая резинка. Она больно впивалась в кожу, оставляя багровый рубец, но зато шапку не срывало. Это была цена за то, чтобы остаться в строю.
Он пробирался вперёд, низко опустив голову. Приходилось щуриться. И от ветра, и от миллиардов крошечных, злых ледяных снежинок, которые секли лицо, как стеклянная крошка. А ещё – от солнца. Оно висело низко над горизонтом, белое, тусклое, как холодное клеймо на теле неба, но его света, отражённого от бесконечной, слепящей белизны, было достаточно, чтобы резать глаза.
Мальчик шёл не потому, что ему нравилось смотреть, как летают собаки. Он шёл, потому что в их квартирке на втором этаже панельной пятиэтажки поселился Холод. Не просто низкая температура. А живая, хищная сущность, которая дышала инеем со стен и высасывала тепло из тел. В посёлке второй день не было электричества. Буран свалил единственную нитку ЛЭП, тянувшуюся к ним с „большой земли“, как оборванную пуповину. Их хрупкая, рукотворная система, их островок цивилизации, снова капитулировала перед лицом Великого Хаоса.
Единственным источником тепла, ржавым, чугунным сердцем их маленького мира, оставалась старая печка-буржуйка на весь подъезд. И она была голодна.
Он тащил за собой старые санки, к которым была привязана картонная коробка. Он двигался к котельной, к задворкам цивилизации, где иногда можно было найти то, что для других было мусором, а для них – жизнью. Обломки досок от ящиков. Древесную щепу. И, если очень повезёт, несколько чёрных, блестящих, как антрацитовые алмазы, кусков угля.
Он шёл, и в его голове не было ни страха, ни отчаяния. Он перекодировал реальность. Это было не выживание. Это было приключение. Он был не замерзающим мальчиком. Он был полярным исследователем, капитаном Ворониным, идущим сквозь метель к последнему убежищу. Ветер был не врагом, а спарринг-партнёром, который делал его сильнее. Иногда, когда порыв был особенно сильным, он расставлял руки, как крылья, и ему казалось, что он тоже летит над этой белой, бесконечной землёй. Он был не жертвой холода. Он был его повелителем.
