Капитула первая, об обманутых ожиданиях
Эта книга посвящается Муратовой Юлии,
которая всегда очень много заботилась о других
и очень мало о себе.
Капитула первая, об обманутых ожиданиях
Дознаватель пришёл ночью. Я только успела задремать. Меня долго колотило от пережитого страха, и я никак не могла успокоиться, да и голод не сильно способствовал мирному сну. Нас так и не покормили за весь день, и последний раз я ела позавчера, ещё до пожара. Картинки пережитого так и стояли перед глазами. Я вновь и вновь видела горящий приют, рыдающих детей, Аливе́тту, исчезающую в пылающем здании.
Дознаватель распахнул скрипучую дверь и уверенным шагом прошёл на середину маленькой комнаты или, вернее, камеры, в которой меня заперли вчера утром. Две кровати, умывальник и туалетная чаша за ширмой – вот и вся обстановка. Промозглое и мрачное помещение, особенно теперь, в ночи. Я приподнялась на постели, свесила ноги с края кровати и смирно замерла, положив руки на колени. Боялась допроса. Боялась боли, но ещё сильнее боялась подвести Аливе́тту.
Дознаватель сел на пустую кровать напротив и с интересом меня рассматривал, а точнее препарировал взглядом. И вот его я хочу обвести вокруг пальца? Смешно. Его взор придавил сверху каменной плитой, и мне тут же захотелось выложить ему все свои тайны, даже самые сокровенные. Мужчина напротив выглядел непривычно. Ярко-синие волосы и такие же ярко-синие, невозможные для человека глаза.
Гайро́н.
Этим всё сказано.
– Вио́ла Зинто́за, возраст семнадцать лет, воспитанница приюта «Утешение», практически достигшая возраста ответственности, – задумчиво проговорил он. – Сирота, родители неизвестны, родственники неизвестны, бесприданница, сорок два взыскания за неподчинение установленному дирекцией порядку, магесса с заблокированными общественно опасными способностями. Это с какими, кстати?
В его взгляде появилось любопытство, горячее и искреннее.
Я молчала. Лгать королевскому дознавателю – это преступление. А молчать – нет. Его работа состоит в том, чтобы меня разговорить. А я – испуганная пожаром сиротка. У меня, может, на фоне пережитого речь отнялась.
«И инстинкт самосохранения отказал», – добавил внутренний голос.
Я смотрела на гайрона во все глаза и молчала.
– Хм. Что ж, если вы пока не хотите со мной поделиться, с вами поделюсь я. Знаете, что я думаю про ваш приют?
Я не знала, но стало интересно: он станет убеждать меня, в каком райском местечке нам довелось расти? Может, задвинет речь про то, как корона заботилась о нас, убогих? Как нам повезло стать воспитанницами именно этого приюта, ведь другие, говорят, ещё хуже?
