Похоронив под приметной рябинкой своего человека, Сильвестр запил горькую.
В дело шло всё. «Красная шапочка» на боярышнике или перце; стекломой «Хрусталик» из пластиковых канистр; метиловая до синевы «тормозуха» с ближайшего птицедрома, где техником служил одномышник Сильвестра Цыган; остатки человеческого «Гленфиддика» – торфяного, как Гримпенская трясина… и, конечно же, валериана на перваче. Последняя – в таких количествах, что впору словить бесконечный, под завязку заполненный мартовскими драками, любовными томлениями, покражей телячьей печени и медитативным лизанием пылающих колоколец глюк. Благое, пусть и воображённое избавление от кошмара внезапной потери.
Но глюк не ловился.
Зато поймалась тяжесть в правом боку под рёбрами – там, где печень. Своя, не телячья.
Тоска тоской, да только и разменивать восьмую, предпоследнюю жизнь на цирроз Сильвестру как-то не мурлыкалось. Собрав оставшиеся ёмкости с алкоголем в котомочку, он отправился к заветной рябинке да и вылил всё богатство у западной стороны аккуратного холмика, приговаривая: «Тебе-то уже не повредит».
Человек под холмиком лежал покойно, не бранился, не ворочался. Видать, и впрямь не вредило ему спиртное. Сильвестр постоял ещё немного, вывел когтями на нежной рябиновой коре глиф «хвосттрубой» (вышло кривовато, но под холмиком и на это не осерчали) да и двинул прямым ходом в больничку.
В больничке подвизался другой его одномышник, Кузьма. Мордатый, вальяжный и хоть полностью беспородный, но с габитусом коренного сибиряка. Специализировался на окоте и сопровождении беременности – всегда был падок до бабьих нежных мест.
Сидеть в компании с круглопузыми кошечками, ожидая приёма, Сильвестр стеснялся, поэтому упросил хорошенькую полосатую ветсестричку вызвать Кузьму в когтилку. Обошлось это в пакетик сушек со вкусом ягнёнка и минут десять ожидания.
Кузьма влетел в когтилку как молоденький, начисто забыв о солидности. Сгрёб Сильвестра в крепкие объятия, начал мять и гулко колотить по хребту – так, что в больной печени откликалось. Сильвестр не отставал: знай наших, интеллигенция! Набаловавшись, друзья расцепились и повисли на обмотанных пеньковым шнуром столбах. Будто в детстве.
– Ну, рассказывай, отец, зачем пожаловал? – спросил Кузьма. – Решили-таки с Буськой котяток завести?
– Нет, – коротко мотнул головой Сильвестр. – Я по другому вопросу. Ливер у меня того… Кажись, серьёзно.
Диагнозы он мог ставить и без докторской помощи. Образование получал там же, где Кузьма, только после выпуска пошёл не по женской части, а по военной. Впрочем, недолго врачевал он солдатиков: яростная идиосинкразия к подчинению быстро сделала его врагом начальства. Да таким, что главный тогдашний супостат, полярные лисы – и те могли позавидовать.
