α
Шел дождь – за двадцатью саженями все превращалось в мертвую мглу. Дремучий лес шумел и настороженно следил за одиноким путником, что плелся по стеге. Солнца не видно, но он знал – вечереет. Слипшиеся от грязи и крови темные волосы свисали под тяжестью влаги. Шлема не было, потерял он его в пылу схватки. Меч свой нес в левой руке, сжимая рукоять до побеления костяшек. Кисть разомкнуть не желал, слишком уж сковал его ужас, что увидел он своими глазами. Кольчуга рассечена от правого плеча до груди. Под нею рубаха, впитавшая кровь от свежей раны багровым пятном. Ноги, похрамывая, переставлял он кратко и шатко. Одна из них охватывалась острой болью в бедре, не позволяя как следует на нее опираться. Плелся он уже долго, и куда ведет сия тропа не мог вразуметь, лишь бы подальше от дома, коего уже нет.
Когда солнце почти доползло до зенита, они приняли бой под рекой Мера. Бились бесстрашно, хоть враг превосходил и числом, и мощью вооружения. Начали за здравие: переждали стену упавших с небосвода стрел, после перебили конницу, что пыталась нахлестом пробить занятую Мерчанами оборону у брега реки. Помогли в этом деле и засады, устроенные в ближайших полесьях. Увидев стойкость защитников града, кипчаки побоялись идти в ближний бой – выкатили в чистом поле возницы с арбалетами. И тут начался кошмар на яву, невиданный доселе людом местным. Остатки конницы ринулись в стороны, болты диаметром в полпяди с металлическими наконечниками полетели в вои1. Ополчение, состоявшее из огородников, древоделов, кожевников и других ремесленников тут же разбежалось: кто в лес, не надеясь вернуться, кто в город, уверовав, что стены родные его оградят от злых духов степных. Лишь княжьи мужи не сдвинулись с места. Щиты их ломались под натиском арбалетных снарядов, кому пробивая грудную клетку, кому отрывая ногу иль руку. В краткие отрывки времени, что тратились на перезарядку, они перебежками пытались подобраться к возницам. Но чем ближе дружинники были, тем меньше становилось тех, кто мог устоять на ногах. В какой-то момент болты перестали вонзаться в истоптанную конями и людом земь – под силу им теперь перевернуть ход сражения. Но остатки петляющей вокруг конницы вновь вступили в бой, не дав сделать ни шагу вперед. Спустя четверть часа пришлось им бежать в город и укрыться за древесными стенами, пережидая осаду.
Когда солнце успело пройти треть пути до заката, град горел ярким пламенем. Вежи2 рушились, сминая под собой близлежащие хаты. Истошные крики зарезанных крестьян, шепот молящихся в погребах ремесленников и нахальный, раздольный свист кипчаков, рассекающих по взятой крепости на конях. Воевода погиб, не дойдя до ворот четверть версты, князь бежал аки подлый сын сукин, а от дружины остались лишь прах и зала. И ныне один он брел в темном лесу. Без друзей, без своего десятка, без надежд и мечтаний. Только он и приглядывающий за ним бог Перун.
