Становилось всё холодней, свежий, ещё первый в этом году, ноябрьский снег медленно опускался на мокрую землю в свете тусклого газового фонаря. Два человека быстро встретились и, пожав друг другу руки, отправились в одном направление. Стараясь передвигаться как можно тише они огибали лужи и густо выдыхали пар из-за высоко поднятых воротников.
– Я бы ни за что не согласился, – начал первый, – если бы сам граф не просил.
– Не дрейфь, если никто не проболтается, всё будет в порядке.
– Ну а тебе неужели не страшно? Ты же в первый раз?
– Я отличный фехтовальщик, против Андрея мне нечего бояться. Ещё раз тебе говорю, если никто не проболтается, то нам нечего опасаться. Негодяя надо наказать…
Лужи, лужи и снег, словно продралась небесная перина и тишина, ни ветра, ни птиц. Звуки голосов двух быстро идущих молодых людей гасли в этой тишине между хлопьями пушистого снега. Они спешили на назначенную дуэль как на первое свидание. Секундант нервничал гораздо больше, и опасался он не за жизнь друга, а ввиду возможных последствий.
Скользкая тропинка свернула от дороги в сторону погоста, скрипнула калитка. За деревьями, на ещё не занятой покойниками полянке, молодых людей ждала вторая группа лиц чуть более многочисленная.
– Честь имею! – Меч со звоном вылетел из ножен.
Острое, длинное, хорошо отточенное и наполированное лезвие почти затерялось в расползающемся между деревьями и памятниками предрассветном тумане.
Мир снова для меня ожил. Предвкушение крови и запах пота, рука хозяина на эфесе, кислая вонь страха и ещё не переваренного борща в желудке нашего противника. Я оживаю каждый раз, когда человек готов с моей помощью отправить кого-то на тот свет. Это и жизнью назвать в прямом смысле слова нельзя, так всплеск каких-то эманаций или ещё что-то в этом роде. Но какая на самом деле разница, каждый должен быть рад и тому, что имеет. Вместе с этим проблеском появляется нечто похожее на желание, но не как хотение, а как предвкушение предопределённости.
Я чувствую снова, как ворвусь в чужую жизнь прорубая её словно курдюк быстрым актом вивисекции, выпустив наружу содержимое этого сладко пульсирующего мешка чувств.
Но придётся немного подождать, вначале меч воткнули в мёрзлую землю у барьера. Наверное, с точки зрения этих чванливых созданий оружием в руках, которых он являлся, такое действие могло бы быть и унизительно, но меч не опускался до переживания эмоций. Он просто вершитель чужой воли.
Рядом с мечом, когда тот в состояние экзистенции готов хаотично препарировать живое, крутится чёрненький. Ждёт свой улов. Сейчас, уже можно разглядеть, как он прядёт нить высокомерного презрения на прялках двух гордых сердец. Его сегодня ждёт небольшой пир, дуэль – прекрасное лакомство. Надо признаться, чёрненький всё время рядом, возможно, без его присутствия меч не проявлялся бы как мыслящий субъект. Но нет индивида, который мог бы проанализировать их связь и выявить закономерность.
