Бывший Каракол, а ныне городок Пржевальск встретил нас неожиданной тишиной. Несколько улиц, отграниченных деревянными заборами, тянулись от речки вверх к холмам. Дома – в основном деревянные, крытые тесом, кое-где белёные глиной мазанки. В центре – каменное здание присутственных мест, рядом деревянная церковь с зеленой крышей и колокольней и татарская мечеть с минаретами. Всё это выглядело скорее, как большая слобода, чем как город.
С озера, которое виднелось в десяти километрах от города доносился крик чаек. Воздух был свежий, пропитанный запахом хвои и ледяных потоков, бегущих с гор к озеру, а от реки пахло рыбой и дымом костров, от стоящих на её берегу киргизских юрт. Снег на вершинах Тескей-Ала-Тоо даже в конце августа сиял серебром, а непосредственно над Иссык-Кулем поднимался туман, и казалось, что сам городок стоит на краю мира.
К городку мы подъехали ранним утром, так как по настоянию проводников на крайнем привале провели всего три часа, и в путь вышли сильно затемно.
– Добрались вашбродие! – Семиречинский казак и один из моих проводников по имени Павел Луцкий остановил коня и перекрестился на колокольню – Слава тебе господи!
– Спокойная была дорога, быстро дошли – Согласился казах по имени Бауржан Смогулов, разведчик из состава «Пикеров» Туркестанского пограничного отряда.
Переживали они не зря, на караванном пути между Пишпеком, который в будущем будет называться Бишкек и Пржевальском, частенько шалили разбойники, а наш отряд состоял пусть и из хорошо вооруженных, но всё же всего трех человек.
Оба моих спутника были людьми колоритными. Луцкий, высокий и сухощавый, с вечно прищуренными глазами и густыми усами, казался вылитым казачьим портретом с лубочной картинки. Его конь слушался малейшего движения руки, а сам Павел обладал тем особым чутьём степняка, что заменяло карту и компас. Он знал броды, колодцы, ночёвки и умел на глаз определить, где в степи могла притаиться засада.
Бауржан же, напротив, был невысок, коренаст, с жёсткой чёрной бородой и глазами, в которых светилась насмешка и скрытая настороженность. Он говорил негромко, но каждое его слово звучало уверенно, будто он заранее просчитал исход любого разговора.
Оба они служили мне проводниками, но каждый по-своему. Луцкий отвечал за дорогу и безопасность на пути: если впереди попадалась сомнительная тропа, он первым шёл проверять её. Бауржан же был глазами и ушами в кишлаках и аулах – он первым узнавал, где можно достать свежих лошадей, кто готов продать сыр или кумыс, а кто затаил злобу на приезжих.
