Она была и птицей, и ручьем,
Тропинкой тайной и кустом веселым
Она была бесстрашной и хмельной,
Она не знала этой ночью меры
Стыдливости и смеха, попросив
Калиновую дудку у кукушки…
Дочь леса светлая не признает печали…
Эдит Сёдергран
Был ветреный день и четыре часа пополудни. Низкие темные облака закрывали небо. Я, как обычно в последнее время, скучала, смотрела в окно своего особняка и ждала, когда пойдет дождь. И не дождалась. Облака стали реже, и в разрывах их проглянуло солнце: оно теплым розовым пятном легло на стену у меня за спиной, на угол рабочего стола. И письмо. Толстенький аппетитный конверт, не вскрытый почему-то. Странно… Должно быть, затерялось среди утренней почты – сегодня она была обширна – и я его просто не заметила сразу.
Итак, письмо было от давней подруги, которая сейчас жила и работала в каком-то немыслимо таинственном и сказочно интересном месте. В письме она вспоминала наши детские забавы, сетовала, что так редко видимся и в заключение приглашала приехать на месяцочек, пожить в Замке, поболтать, как встарь, познакомиться с ее друзьями.
Марину я любила и, в самом деле, давно не видела. Особняк мне несколько прискучил, на месте ничто не держало. Я с легким сердцем собрала сумку, свистнула любимую собаку, которая шлялась по комнатам в поисках развлечений, остановила первую попавшуюся почтовую упряжку и через минуту была уже далеко от своего унылого северного обиталища.
Почтовые упряжки! Стремительное, неслышное, как сон, движение. Стремительный разбег, когда трава клонится под ветром у самых ног, и не сразу ощутишь, что уже не трава, а золотые кроны деревьев пылают внизу. Горизонт вымахивает далеко-далеко, и к нему убегает, поблескивая, серебристая колея твоей упряжки…
К вечеру я вступила под своды Марининого Замка. Гулко разнеслись шаги по плитам двора. Навстречу нам с лаем вылетели собаки, с ходу затормошили Змейку, попытались увлечь в глубь двора. Но та предпочла остаться со мной. И Маринина свора отнеслась к этому желанию с уваженьем. Я посмеялась, глядя на них. Беспородная лохматая Змейка как танк ворочалась среди маленьких, легких, быстрых песиков моей подруги. Всей толпой мы поднялись по длинной узкой лестнице. Странное удовольствие – не один раз в день спускаться и подниматься по такому сооружению! Лестница винтом шла в высокой круглой башне – ни одной площадки, чтоб остановиться и перевести дух, ни одной бойницы в толстых, красно-дымных стенах. "Тропа отважных", вспомнила я любимое Маринино выражение. Моя старая подруга до самозабвения любила такие тропы… Хотя… Где-нибудь в недрах Замка наверняка жил самый обыкновенный лифт. А лестница – персонально для дорогих гостей. Чтоб память крепче была.
