После парада в Берлине, всё как положено, был банкет. Я, оказалось, числился в списке приглашенных. Узнал об этом в последний момент – Сормах забегался-закрутился и забыл мне заранее сказать об этом.
Как удостоился присутствия на данном мероприятии? В дивизии разнарядку спустили о количестве участников и сами комдивы поименные списки готовили. Сормах это дело на Сабанцева спихнул, делегировал ему полномочия в данном вопросе. Ну, бывший знаменщик меня и не забыл.
Честно, я немного побаивался. Даже и не совсем не много. Светиться на подобных мероприятиях, где вожди присутствовали, мне было как-то не с руки. Вдруг кто мою морду лица опять признает? Встречи с чекистами в Москве мне как-то уже хватило.
Впрочем, хрен меня теперь опознаешь. Голову я в настоящий момент брил наголо по последней моде, а бороду, ту – отпустил. Зарос, как не знаю кто. Очочки ещё на моем лице присутствовали. Стеклышки в них были затемненные. В общем – замаскировался.
– Рядом со мной садись – подсказывать будешь.
Сабанцев и за столом определил мне место. Он теперь комполка, для красных командиров этого уровня свой стол. У комдивов – свой, поменьше, у командиров полков – большущий, их-то в Армии Мировой Социалистической Революции больше, чем комдивов.
– Что помогать, есть за тебя? – пошутил я.
Впрочем, тут особой помощи не требовалось. Стол был бедноват на угощения, зато приборов…
– Что чем есть. – комполка кивнул на вилки, ложки и прочее.
А, понятно…
Ну, я обрисовал Сабанцеву столовый этикет в общих чертах. Тот тяжело вздохнул.
– Запутаюсь…
– Делай по-моему, – вышел я из положения.
Скудость угощений на банкете компенсировалась обилием речей. Сначала хозяева этим отметились, а потом уже и наши эстафету переняли.
Лейб Давидович всех переплюнул. По времени.
В процессе его выступления на меня улыбание напало. По совсем глупому поводу. Почему-то вспомнилось, на основании чего он из Бронштейна Троцким стал. Придумал же, обозвать себя фамилией старшего надзирателя из одесской тюрьмы. Как-то это не по-революционному.
Был Бронштейн, а стал – Троцкий. Я, и то лучше себе новую фамилию выбрал – Красный. Красный, это – звучит гордо, по пролетарски и соответствует текущему моменту.
Всё длиннющее выступление Троцкого можно было заменить всего двумя словами, которые им в заключение речи и были сказаны.
– На Париж!
Так было обозначено дальнейшее направление наступления Армии Мировой Социалистической Революции.
