– Этого должно хватить.
– Хм, за мои труды тощего кошеля не достаточно, и я ожидал совсем другую плату, более весомую и значимую, и еще не поздно оправдать мои ожидания.
– В этом кошеле намного больше, чем кажется.
– Мне не нужны твои деньги или драгоценные камни, у нас их с лихвой хватает, можешь поверить, а у тебя есть кое-что гораздо более ценное, и ты знаешь, о чем я. Ведь не станешь же отрицать, что за редкое колдовство, такое, как наше, хороша лишь плата столь же исключительным колдовством или магией?
– Что? Нет, забудь, мою кровь не получишь, но я могу пустить твою, стоит мне только захотеть. Был договор, и не советую его нарушать, иначе это место превратиться в руины, а ты и все последователи вашей поганой секты отправитесь на тот свет. Где обещанные свитки Сумеречных Слов? И надеюсь их получить вместе со своей личной вещью.
Громкий и грозный мужской голос, словно раскат грома, прозвучал в стенах каменного храма и растворился под высоким сводчатым потолком. Над громоздким алтарем, высеченном из необработанного реальгара, склонилась внушительного роста фигура, упираясь кулаками в шершавую поверхность, и чуть подалась вперед. По другую сторону жертвенника, на котором валялся раскрытый кожаный мешочек с золотом, стоял низкорослый мужчина в свободных темно-синего цвета одеяниях служителя храма. Из-под капюшона выглядывало угрюмое бледное лицо со впалыми щеками и черными, как сама ночь, прищуренными глазами, над которыми нависали густые нахмуренные брови. Во взгляде читалось откровенное недовольство и презрение к наглому и дерзкому переговорщику, который появился с месяц назад на пороге города, возведенного посреди бескрайних лесных угодий. О неизвестном пришлом прознали не сразу, что показалось тогда странным, ведь здесь повсюду были глаза и уши, мимо многочисленных служителей и простых оставшихся жителей незнакомец не мог пройти так, чтобы остаться незамеченным. Но как только незваный гость оказался лицом к лицу со старейшиной, тому стало сразу ясно, в чем оказалось дело, почему его присутствие никто не подметил. Глава города безошибочно мог определить носителя любой магии и ее источник, особенно, если она имела далеко не светлую природу, и в грубом рослом страннике он узрел как раз такую. Стоило незнакомцу лишь ступить в мольбище, куда он сам явился неожиданно и без приглашения, как служитель буквально кожей ощутил ту странную силу, что исходила от него. Это было нечто темное, по-настоящему темное, и лишь отдаленно напоминавшее ту разрушительную энергию, которая уже была известна, и которая явно уступала той, что носил в себе пришлый. И незнакомая магия не могла не заинтересовать алчного до сакральных знаний старейшину, который вместе с остальными адептами собирал по всему свету и практиковал то, о чем даже королевские маги и оккультисты и не догадывались. Он жадно вдыхал в себя воздух, буквально пропитанный незримой тьмой, что принес с собой незваный гость, свирепый и суровый вид которого у простого люда не вызывал бы ничего, кроме опасений за свое спокойствие и жизни. Но глава города не испытывал ни страха, ни трепета при виде высокого широкоплечего человека в латах цвета угля, часть лица которого скрывала плотная серая ткань, оставляя открытыми лишь полные злобы глаза. Его мало что пугало в этой жизни, даже смерть, и благоговейный ужас и волнение, как и остальные последователи секты, он испытывал лишь к одному созданию – их великой покровительнице, которая давала им силы, знания и возможность прикоснуться через себя к сокрытым тайнам потусторонних миров. Потому-то сейчас, слыша очередной отказ в желаемой плате за ценные свитки, которых нигде больше не отыскать, и вместо которых предлагаются жалкие деньги, служитель едва сумел скрыть вспыхнувшее в нем негодование. Однако сдаваться он не собирался и решил получить желаемое любыми способами – хватило бы даже одной капли, – иначе бы сделки не состоялось. Никогда. У главы города были свои планы, и отказываться от выпавшего шанса заполучить нечто уникальное было бы глупо. Да и мысли о том, что какой-то чужак пронюхал о ритуальных письменах и где их искать, не давали покоя, ведь они, как и многое другое, всегда ревностно охранялись внутри круга общины, и ничего никогда не разглашалось.
