Мир рождался заново в синеве моего забрала. Не та пошлая синева неба, что доступна всякому прохожему, а густая, глубокая, как озеро на заре, синева высококачественного поликарбоната. Она была моей личной атмосферой. Я сделал глубокий вдох. Воздух внутри шлема был густым и чистым, пахло свежей резиной, кожей перчаток и едва уловимым, сладковатым духом бензина – фимиамом моей веры. Да, кислород мне не подавали по шлангу как летчикам – но он рождался здесь, из самой скорости, из концентрации, был основой моего горения.
Каждый предмет экипировки был не просто защитой. Это был ритуальный доспех. Кевларовый шлем, облегающий голову. Застёгивая комбинезон, я не просто застёгивал молнию. Я запечатывал себя в оболочку из кожи и титановых вставок, отсекая всё лишнее, всё человечески-слабое. Боты, тяжёлые, как свинец, приковывали меня к педалям, делая меня единым целым с машиной. Я не надевал экипировку. Я облачался в скорость. Я становился Пилотом.
Мой мотоцикл ждал меня в гараже, холодный и молчаливый, как хищник в клетке. Он не просто встретил меня – он напрягся. Сталь его рамы сияла тусклым светом, а покрышки, ещё холодные, пахли дикой резиной и пылью далёких трасс. Я подошёл, положил ладонь на бак. Под тонкой кожей краски я чувствовал пульс – не свой, а его, спящую мощь, полную горючей крови. Я вскинул ногу, оседлал его. Ключ повёрнут. Щелчок зажигания. И… РРРРЫЫЫК!
Это был не звук. Это был взрыв, рвущий ткань утренней тишины. Рёв, который бил в стены гаража, отскакивал и умножался, пока всё пространство не наполнилось гулом апокалипсиса. Я выкатил его на улицу, на слепящий солнечный свет. Мир снаружи был плоским и беззвучным, как немое кино, после того ада благословенного грома, что творился у меня в шлеме.