Утро в Каменском всегда начиналось с запаха гниющей древесины. Участковый Михаил Северов знал это лучше всех – двадцать лет службы научили его, что даже в июльскую жару город источает этот тяжёлый, болотный дух. Старые избы, построенные ещё при царе, медленно оседали в топкую почву, а их почерневшие стены словно плакали смолой.
Он привычно натянул форменную рубашку, поморщившись от боли в правом плече – старая рана ныла к дождю. Часы показывали 7:15, как всегда. Михаил никогда не пользовался будильником; внутренние часы участкового работали точнее швейцарских механизмов.
"Опять консервы с кошкой делить," – пробурчал он, направляясь на кухню. Рыжая Машка, единственная соседка по квартире, требовательно мяукнула. За окном серое небо придавило город свинцовой тяжестью.
Первый звонок раздался в 7:40. Баба Нина, смотрительница единственного в городе продуктового, жаловалась на подростков, якобы разбивших ночью витрину. Михаил знал – никаких подростков не было. Просто старый фундамент снова просел, вот стекло и треснуло. Но он всё равно записал, пообещал зайти.
Улицы Каменского встретили его привычной тишиной. Город словно застыл во времени: те же облупившиеся фасады, те же лужи на разбитом асфальте, тот же покосившийся крест на куполе старой церкви. Даже вороны, казалось, сидели на тех же ветках, что и вчера.
Около десяти утра он заметил незнакомую машину – старенькую "Ладу" с петербургскими номерами. В Каменском редко появлялись чужаки, а если и появлялись, то обычно по делу: заготовщики леса, бригады строителей, изредка заплутавшие туристы. Но конец июля – не сезон для лесорубов, да и стройки в городе давно замерли.
Машина остановилась у дома Марии Степановны, бывшей учительницы. Михаил невольно замедлил шаг. Из автомобиля вышла женщина – лет тридцати, в светлом летнем платье, неуместном в этой серости. За ней показался мальчик, худой и бледный, как церковная свеча.
Что-то в ребёнке заставило Михаила остановиться. Может, неестественная прямота осанки или слишком внимательный взгляд, которым тот окинул улицу. Мальчик посмотрел прямо на участкового, и на мгновение Михаилу показалось, что в глазах ребёнка отразилось нечто древнее, нечто, что не должно существовать в мире православных крестов и утренних молитв.
