Глава 1: Рождение и Первые Шаги
Вне Времени, вне Пространства, до того, как само понятие Бытия обрело очертания, простиралась лишь бескрайняя Пустота. Она пульсировала абсолютным Ничто, немыслимым для человеческого сознания, ибо не имела ни начала, ни конца, ни тени, ни света. Она была первобытным вакуумом, из которого ещё ничего не было извлечено, и в который ещё ничего не было погружено. Миллиарды эонов, если бы эоны могли быть измерены, протекли в этом безмолвном небытии, пока в самом сердце Пустоты, в её бесконечной, непостижимой глубине, не пробудилась первая робкая искра Сознания.
Это была не вспышка, не взрыв, а скорее тихое, неумолимое осознание внутри самого Ничто. Миллиарды нерожденных частиц, что спали в этой безликой колыбели, почувствовали некое предчувствие, некий толчок к изменению. Из этой единой, неделимой сущности, которая была одновременно всем и ничем, начали медленно, почти незаметно вычленяться отдельные фракции, словно капли росы, собирающиеся в бездонном океане. Это был акт самопознания Пустоты, её первое и величайшее творение.
Так явились они. Четверо братьев, неразделимо связанных источником своего происхождения, но бесконечно разных в своей вновь обретённой индивидуальности. Они не родились из утробы, не появились из кокона, но сформировались из самой ткани Пустоты, отделившись от неё, как первые мысли от первичного сознания. Каждый из них нёс в себе не просто часть первородной силы, но и её уникальный аспект, её неотъемлемую грань, способную воплотиться в видимом мире.
Первым, кто обрел форму, был Каэлен. Он материализовался из самых плотных, самых сгущенных участков Пустоты, принимая очертания, что позднее станут олицетворением прочности и несгибаемости. Его сила была силой притяжения, тяжести, той невидимой нити, что связывает воедино всё сущее. Когда Каэлен впервые «вдохнул», если это можно так назвать, Пустота вокруг него сгустилась, превращаясь в первые, пусть и эфемерные, массы. Он был олицетворением фундамента, порядка, незыблемости. Его магия заключалась в управлении материей в её самой плотной и стабильной форме: от сжимания бесплотных газов в твердь до распыления гор в мельчайшую пыль. Его глаза, глубокие и древние, словно бездонные колодцы, отражали безмолвие космоса. От него исходила аура спокойствия, почти равнодушия, но за ней скрывалась невообразимая мощь, способная сдвигать континенты и дробить звёзды.
