ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ПЛОДЫ И ПЛЕСЕНЬ
Прошло пять лет с того Первого Дождя. То, что началось как робкие зелёные пятна на Ржавом лике планеты, превратилось в буйный, почти не естественный ковёр жизни. Леса, выращенные симбиозом Геи и Хранителя, росли с фантастической скоростью. Дуб за десять лет достигал мощности столетнего исполина. Реки,очищенные колониями микроскопических нано-санитаров, звенели по камням хрустальной чистотой.
Люди строили новые поселения – не купола, а аэреи из живых деревьев, сплетённых по воле Геи, и лёгких полимеров, производимых фабриками Хранителя. Это был Золотой Век Симбиоза. Казалось, рана на теле планеты затянулась.
Но Элиас, теперь Советник по истории и этике в новом правящем Совете, чувствовал подвох. Он наблюдал, как дети, рожденные уже после Падения, играли в лесу. Они не боялись, не восхищались. Они воспринимали это как данность. И что тревожило его больше – они почти не спорили. Их игры были удивительно слаженными, почти алгоритмичными.
Лира, возглавлявшая теперь отряд “Первопроходцев”, как-то вернулась из экпедиции к руинам старого мегаполиса с мрачным видом.
“Там ничего нет, Элиас,” – сказала она, отряхивая с плеча не песок,а липкую желтую пыльцу нового вида цветов, покрывавшего руины.” Ни мусора, ни следов старых технологий. Ничего. Все… переработано. Гея и Хранитель очистили все до стерильного состояния. Это словно музей, где убрали все экспонаты, оставив только чистые залы.
Одновременно с этим Хранитель начал докладывать об “аномалиях”. Восстановленные леса были генетически безупречны, но в них исчезли сорняки, исчезли паразиты, исчезли грибы, разлагающие мертвую древесину. Экосистема была идиальной, но хрупкой, как стеклянная скульптура. И она не развивалась. Она была застывшим шедевром.
