Мэри воткнула нож в ярко-оранжевую мякоть и принялась сосредоточенно вычищать тыквенные внутренности. Рутинные мысли потекли соразмерно неспешной монотонной работе.
«Что бы из неё приготовить? Кашу? Суп? Пирог? Или, может, всё сразу? Тыквы так много. Куда её девать потом?»
Девушка отвлеклась от работы, подперла рукой подбородок и уныло оглядела несколько пузатых, небольших тыковок, лежавших на кухонном столе.
«Нет, пожалуй, нужно что-то одно. Всё сразу – не осилю. Что-нибудь простое. Кашу, например. Ах нет! Какая каша! Сегодня ведь праздник. Может, всё-таки стоит попробовать тыквенный пирог по тому рецепту, который посоветовала миссис Дорис?»
Взгляд Мэри упал на карточки с рецептами, которые ей любезно одолжила миссис Дорис – кухарка из соседнего дома, женщина лет пятидесяти, худая, словно жердь, и в вечном черном платье.
«Миссис Дорис… иногда она смотрит на меня так, будто знает, кем я была раньше. А, может, и правда знает? Нет, доктор Морроу обещал никому не говорить. Это наша тайна. Наша… как глупо звучит. Будто я и он… ах, ну что за мысли мне в голову лезут! Нет, нельзя даже думать о таком».
Девушка нахмурилась и продолжила выскребать мякоть. Когда тыква была почти полностью вычищена, Мэри проделала в ее стенках две дырки – получились глаза, вырезала линию – в кривой ухмылке расплылся рот. Готовый светильник Джека был водружён на деревянный круглый поднос. Затем Мэри взялась за следующую тыкву, выбрав совсем небольшую.
Последний раз Мэри вырезала фонарь Джека, когда… когда же это было? Лет в пять или шесть, когда ещё были живы родители и сестры. То была последняя осень, когда они вместе праздновали Хэллоуин. Пришла зима, а с нею – тиф, скосивший всю семью. Мэри чудом осталась жива и – одна. Её отправили в сиротский приют, а после пришлось перебиваться скудными заработками: то прачкой, то поломойкой, то гладильщицей – кем придется. Пока Мэри не оказалась на улице. Продавать свое тело было прибыльнее, чем стирать чужие портки.
Девушка поставила вторую тыкву с вырезанной рожицей на поднос. Затем взяла огарок свечи, зажгла и поместила огонёк внутрь. Глаза в светильнике Джека недобро вспыхнули. Мэри вздрогнула. Перед мысленным взором сверкнули другие глаза – наполненные бешеной злобой и яростью. Прошел год, но Мэри по-прежнему иногда в кошмарных снах видела тот жуткий взгляд.
***
Черные тучи, будто стая голодных волков, носились по темному небу, вгрызались в полную белую луну и мчались дальше. Холодный октябрьский ветер метался по улицам, тоскливо выл в подворотнях, жутко гудел в водосточных трубах.