Космопорт "Новый Байконур", орбита Земли
За 3 дня до старта
Мемориал Павших завис в вечной пустоте на самом краю орбитальной станции, там, где сквозь армированное прозрачное покрытие смотрела на людей вечная тьма. Юлия Ворон остановилась перед входом в галерею памяти, чувствуя, как привычная тяжесть сдавливает грудь. Пять лет. Прошло уже пять лет, а боль не притупилась. Только научилась прятаться глубже, под слоями профессионализма и железной дисциплины.
Автоматические двери разъехались бесшумно. Внутри было тихо – та особенная тишина, которая бывает только в местах памяти. Стены галереи уходили вверх и в стороны, теряясь в полумраке. Имена. Тысячи имен, выгравированных на черном композите, светящихся тусклым голубым светом. Каждое – жизнь, оборвавшаяся где-то в бездне между звёзд.
Юлия шла медленно, её магнитные ботинки мягко цокали по металлическому полу. В этом секторе станции гравитация была отключена – создатели мемориала считали, что невесомость лучше передаёт суть космоса. Смерть здесь была невесомой. Безмолвной. Вечной.
Она знала дорогу наизусть. Сектор Delta-7, панель 142, строка 23. Максим Ворон. Лейтенант Объединённого Космофлота. 2636-2656. Двадцать лет – вся его жизнь уместилась в две даты и одну строчку текста.
Юлия остановилась перед панелью. Её отражение смотрело на неё из полированной поверхности – худое лицо с резкими чертами, короткие тёмные волосы с проступающей сединой, шрам через левую бровь. Сорок два года, а выглядела на все пятьдесят. Космос не щадил никого.
Она достала из кармана комбинезона небольшой прозрачный контейнер. Внутри, в питательном растворе, плавала одинокая белая роза – настоящая, не синтетическая. Выращенная в гидропонных садах станции. Дорогая. Но Максим заслуживал настоящего.
Юлия аккуратно открыла контейнер и прикрепила розу к магнитному держателю рядом с именем сына. Цветок медленно покачивался в невесомости, лепестки едва заметно дрожали от движения воздуха из вентиляции.
– Привет, Макс, – прошептала она. Голос прозвучал глухо в пустой галерее. – Я снова улетаю. Дальше, чем когда-либо.
Слова застревали в горле. Она не была склонна к сентиментальности, никогда не была. Двадцать лет службы в Космофлоте выжгли из неё всё лишнее. Но здесь, перед именем сына, железная хватка слабела.
– Они назвали это «миссией века». Течения. Мы пойдём по течениям, Макс. Дальше, чем летали Первые. Может быть, даже дальше, чем можно вернуться.
Она замолчала, глядя на своё отражение. Кибернетический имплант правого глаза мерцал тускло-красным – нервная система корабля уже начала интеграцию, готовясь к старту. Технология давала ей прямой доступ к навигационным системам, позволяла видеть траектории, векторы, гравитационные поля. Но не могла показать будущее. Не могла показать, вернётся ли она.
