Где-то с упрямым постоянством капала вода. Этот звук пробивался сквозь кожу, пронизывая насквозь. Уже начинало казаться, что капли падают в каждой отдельной клетке тела.
Водопад… водопад из боли и отчаяния. Он провел рукой по каменному полу камеры, шероховатость и холод немного вернули его к действительности.
– Эй, ты в порядке?
Джеймс вздрогнул и поднял голову: у решетки стоял охранник.
– Да, да, все нормально.
Охранник хмыкнул и ушел. Он не хуже узника знал, что точно не все в порядке.
Поднявшись с пола, заключенный A375 ощутил сильную, пронзающую боль во всех суставах. Почему-то вспомнился Барри, соседский мальчик из его детства. Он как-то исподтишка ткнул Джеймса иголкой в руку за то, что он не захотел поделиться с ним машинкой. Теперь ему казалось, что он весь облеплен такими вот Барри, уменьшенными в сотню раз. Казалось, они ползали по всему его телу. У каждого была только одна задача: пронзить его, доставить нестерпимую боль, а потом отвести руку назад и повторить процесс снова, желательно ещё сильнее и глубже вонзая иглу. Он сделал усилие и встал.
Прошло уже 2 года с тех пор, как он попал сюда, однако так и не смог привыкнуть к здешней обстановке и ужасной койке. Но имел ли он право жаловаться? Мог ли он жалеть себя, когда там остался его сын…, остался совершенно один. Ноги подкосились, и он опять осел на равнодушный пол, как мешок трухи. В соседней камере послышались шаги.
– Ты там живой?
Голос принадлежал португальцу, с которым они успели подружиться насколько это возможно, почти не видя друг друга и находясь в тюрьме.
– Просто голова закружилась, – прошептал Джеймс. Слова получились глухими и не внятными… Если бы не португалец, он точно сошел бы с ума.
– Не беспокойся обо мне, тебя завтра выпускают, тебе лучше никогда не вспоминать, что ты здесь видел… И меня. – Сказал Джеймс
– Да брось, я уверен, ты вернешься к своему парнишке, он ждет тебя.
Ждет? А ждет ли? Джеймс всегда пытался отталкивать такие вопросы, но с каждым днем это удавалось все сложнее и сложнее. Ему даже не дали попрощаться с сыном, сказали, что Джеймс опасен. Опасен? Но не для моего же сына! Он самое дорогое, что есть у меня… все, что есть. Я слышал, что сейчас он в каком-то интернате. Думаю, он спрашивал про меня, но что они ему сказали?
Надо спать, если удастся… Просто спать. Он лег на койку, которая, скрипнув, смирилась с очередной ношей. Мысли путались и переплетались, но вскоре Джеймс погрузился в поверхностный, беспокойный сон. Его разбудил голос, который он слышал сотни раз. Ещё не открыв глаза, он с беспокойством подумал, что голос как-то изменился…
