1
Она неряшливо распласталась на моей кровати: сонная, мягкая, черноволосая. Её тело было упругим и смуглым, без единой растяжки. Тщательно проэпилированные ноги вытянулись по диагонали и занимали метра полтора, не меньше. Одной рукой она держалась за край матраса, другую положила на мою подушку, так близко к моим глазам, что я мог пересчитать все стразы, входящие в этот безумный ансамбль женского маникюра.
На мгновение меня увлекло размышление о безвкусных трендах нашего мира. Почему до сих пор не вошло в моду так же изгаляться над зубами? Крепить репродукции картин: маринистов, импрессионистов, высекать на резцах статую Давида…
Она переместила ладонь ещё ближе к моему лицу, и я облизал её безымянный палец. Эти блестяшки на ногтях были холодные и шершавые, а сами пальцы отдавали запахом сигарет.
Меня замутило.
С какой-то особенной брезгливостью я убрал её руку подальше и, оглядев это идеальное тело ещё раз, отодвинул длинные ноги тоже на другой край. Напряженно вздохнув, словно не желая расставаться с идеей захватить всю кровать, а вместе с ней и мою жизнь, она обиженно отвернулась и закуталась в плед.
Семнадцатое. Ещё четыре дня, и отпуска как не бывало. А что я делал всё это свободное время? Валялся с ней, никуда не поехал. Отстаивал право на половину своей же собственной кровати по утрам, мирился с этими безрадостными пробуждениями ради нескольких часов хорошего секса по вечерам.
Она была как другие. Появившись в моём доме красочным и нежным явлением, мгновенно заполнила всё пространство, посчитав его, видимо, пустотой. К счастью, к тридцати пяти годам я научился справляться с этой неуемной женской энергией, которая стремилась заполнить собой вакуум. Каждая раз за разом пыталась выйти за меня замуж, расставляя по моей пустой ванной комнате тысячи баночек или что-то подобное.
Какая бы женщина ни ночевала рядом со мной, я бы хотел, чтобы у меня всегда оставалась моя родная пустота, которой не нужно наполнение. Скажем, она была мне чем-то вроде пузырьков воздуха в полной бутылке воды. Подушкой безопасности. Спасательным кругом в огромном Тихом океане этого бытового безумия.
Короче, мне нравилось быть одному и ни с кем не делиться.
Да и не было у меня этого вороха женщин, который мне представлялся. Так, тройка непонятных эпизодов.
Что я делал ещё в этом отпуске? Читал книги с середины, посмотрел лекции с бессмысленного курса про публицистику и ничего не понял. Зачем мне, стоматологу, публицистика? Кормил черного дятла под окном, сфотографировал сойку. Два раза выходил на берег и проклинал песок в ботинках. Словом, это было однозначно забываемое время.
