На поверхности свежего козьего молока, от которого еще веяло животным теплом, плавала мутная кровавая пленка с рваными краями. Старик-отшельник нахмурился и слегка потряс старый глиняный кувшин с выдавленным на пузатом боку незамысловатым узором. Поверхность молока колыхнулась, отдавая остатки пара, но пленка не исчезла, а лишь рассыпалась на множество ярко-алых кувшинок, образовав причудливый рисунок. Только что подоенная коза дружелюбно проблеяла и, едва слышно позвякивая колокольчиком, удалилась щипать побеги молодого лишайника.
Старик покачал головой. Дурной знак. Он поморщился и резким движением выплеснул содержимое кувшина на каменистую почву. Ему показалось, что от жидкости пошел легкий дымок, и неприятный могильный запах коснулся чутких ноздрей, моментально пробудив древние воспоминания.
Густой едкий дым от десятков пылающих домов, орды нечисти, глумливо гарцующие по бесчисленным трупам, громкий плач, женские крики, деревья, чьи стволы обагрены кровью, а ветки корчатся от подступающего пламени. Это была великая битва, всколыхнувшая тысячи миров и отозвавшаяся в веках. Тогда отшельник с большим трудом победил, и его победа принесла покой на целых двадцать лет. Но сегодня отголоски прошлого внезапно напомнили о себе. Зачем?
«Пожалуйста, – прошептал он, сложив пальцы в древнем магическом жесте, – пусть это будет просто совпадение!»
Отшельник вернулся в хижину, приготовил кашу на вчерашнем молоке и принялся за нехитрый обед, заедая рассыпчатую ароматную крупу сушеной лепешкой и запивая прохладной водой из ручья. После еды он лег на циновку и сомкнул усталые веки, но зудящее чувство тревоги не давало ему уснуть.
В дверь хижины робко постучали.
Старик резко привстал. Обычному человеку отыскать дорогу к его жилищу было весьма непросто, если не сказать – невозможно. Когда отшельник в чем-то нуждался, то спускался в деревню и предлагал свою помощь. Лечил не слишком запущенные болезни, предсказывал погоду, советовал, где лучше пасти скот. Жители деревни, скрывая страх за угодливыми улыбками, щедро благодарили его, то ли вознаграждая за труды, то ли для того, чтобы он поскорее убрался восвояси.
Он, кряхтя, встал на ноги, проковылял к выходу и открыл дверь. На пороге стоял изможденный юноша в тонкой рваной одежде, его большие глаза горели от восхищения, а правая рука крепко сжимала узловатый посох. Отшельник сразу почувствовал в юноше небывалую силу, какая встречается крайне редко и требует весьма бережного с собой обращения.
– Учитель! – воскликнул юноша, припал на колено и склонил голову. Длинные черные волосы упали на худые плечи слипшимися сосульками.
