Триста пятьдесят лет назад
***
– Мамочка, не надо! – Детский крик пробивался сквозь шум.
– Помолчи, Катарина.
Женщина одернула дочь и, оттолкнув ее к стене, выбежала из комнаты. Она путалась в подоле длинной ночной рубашки, спотыкаясь о разбросанные по полу вещи. Одним движением смела со стола принадлежности для письма, перебирала желтоватые листы длинными юркими пальцами, судорожно открывала тяжелые ящики стола в поисках нужных бумаг. Свобода была так близка!
Самый нижний ящик не поддался, дернув за круглую ручку еще раз и еще, бегло осмотрела кабинет и остановила взгляд на бронзовом подсвечнике, выполненном в виде грациозного оленя с ветвистыми рогами.
Подсунув в небольшой зазор олений рог, с силой нажала на фигурку, желая вскрыть.
– Мамочка, что ты делаешь? – уже в который раз отвлекала дочь. – Там огонь, – указала пальцем в распахнутое окно на крышу соседнего здания. А за ним, еще и еще, насколько хватало взгляда плясали алые языки пламени.
– Я спасаю наши жизни, дорогая.
Потеряв терпение, женщина размахнулась увесистым подсвечником и с силой ударила до деревянной поверхности. На гладко отполированной древесине появилась крохотная трещина, что придало сил. Когда в расковырянное отверстие пролезла узкая ладошка, Татьяна, не теряя времени, доставала один за другим аккуратно свернутые листы. Откидывала в сторону любовные письма к мужу от некой Лидии, а рядом с собой складывала долговые расписки. В них были указаны смехотворные суммы, на которые можно купить лишь мясной пирог в ближайшей таверне, но и они помогут начать новую жизнь.
– Одевайся, Катарина. – Собрав стопку нужных бумаг, накинула поверх ночной рубашки легкий плащ. Помогла дочери с завязками платья и, вложив в руки любимую куклу, вывела в темный коридор. – Я сейчас вернусь. Жди меня! – строго приказала дочери, закрывая дверь в спальню мужа.
Мужчина, раскинув в стороны руки и запрокинув голову, громко храпел, он так и не разделся, упал на кровать в пьяном дурмане. От него разило вином, потом и приторно сладкими дешевыми духами.
Татьяна смотрела на мужчину с ненавистью, скривив уродливо губы:
– Извини, дорогой. Но я не могу рисковать. – Взяв тяжелый кувшин для умывания, вылила воду прямо на пол и неуверенно шагнула к узкой кровати. С улицы донесся пронзительный визг, грохот обрушенного здания на противоположной стороне, придал Татьяне решимости. Подняв высоко над головой керамический сосуд, она с силой ударила мужчину по лицу. Зарычав, выплескивая всю скопившуюся боль за шесть ужасных лет, полных боли и унижения, не сдерживая себя, нанесла еще пять сильных ударов. – Вот и все, – произнесла с удовольствием, сплюнув вязкую слюну, скопившуюся во рту от вида крови. – Таким я тебя запомню навсегда. – Отбросив кувшин, Татьяна не стала полагаться на случай. Пожар охватил уже три улицы и вряд ли минует их дом, но она должна быть уверена, уверена на сто процентов, что он мертв. Никогда больше не тронет ее или маленькую Катарину. Через мгновение подсвечник лежал на грубом покрывале рядом с мужчиной, и пока еще слабое пламя лениво занималось, подкрадываясь к распластанной грузной фигуре.
