За холмами тлел закат, окрашивая плывущие облака розовым светом.
Небо над рощей темнело.
Трое охотников на мутантов – Леший, Немой и я – после неудачной охоты возвращались на базу. Было решено добраться до своих пока солнце не зашло за горизонт, но мы устали и решили устроить привал.
Я много раз ходил с Немым и Лешим на вылазки. Мы всегда прикрывали друг другу спины. Бывало, когда мы заходили в бар опрокинуть по рюмке водки, было слышно, что люди говорили и косились на нас. Мол, наивные дураки. Пытаются бороться с новыми хозяевами проклятого мира. Мы были новичками, и порой борьба с тварями давалась нелегко. Бармен за наши старания платил деньги, хоть скромные гроши, за которые удавалось купить еду.
Завод, в котором мы решили остановиться, был наполовину разрушен. Кирпичные стены покрылись толстым слоем мха, а двор напоминал собой стройку: повсюду валялись бетонные блоки, ржавая перекрученная арматура, какие-то неопрятные чёрные лохмотья. Миновав двор, оказались внутри и решили остановиться у самого входа. Мы не знали, что таится внутри завода, да и тем более карабкаться по наваленной груди хлама не хотелось. Здание большое, и в нём крайне легко заблудиться.
Натаскав дров, Леший чиркнул спичкой и развел костер.
Через большую дыру в стене отлично просматривалась местность. Да, укрытие не наилучшие, но хоть что-то чем ничего.
На душе стало спокойнее, когда загорел костер. Языки пламени бросали причудливые тени на стены и пол. Красные угли и искры регулярно с треском вылетали во тьму.
Первым затеял разговор Немой:
– Норма и крайность – две половинки единого. А единое – это рок, судьба, жизнь, называйте, как хотите. Вот, к примеру, зомби жрёт себе подобного. Это нормально. Пусть жрёт. Чем больше будет жрать друг друга, тем меньше их будет. Такая закономерность. А вот если человека, да при том и живого? То это зрелище, конечно же не из приятных. Это крайность. Так нельзя. Нельзя, мать твою так! В этот миг ты задаешься вопросом: за что человек заслужил такое? Рок? Жизнь?
Немой выковырял что-то застрявшее в ребристой подошве берца и гадливо отбросил подальше, провел ладонями по штанам, то ли вытирая, то ли пачкая: под слоями грязи не была заметна даже их камуфляжная окраска, и расстегнул куртку. В лучах заходящего солнца блеснула начищенная звездастая бляха ремня – наверное, единственный предмет его гардероба, получавший уход. Я же – Дмитрий, по прозвищу Бродяга, был среднего роста. Через переносицу перетягивал большой шрам, а волосы были черными и густыми.
«Со временем всяко отпадут от радиации» – подумал я.
