«Меж высоких хлебов затерялося небогатое наше село…» – сколько помнил себя Колька, пели эту песню односельчане. Хоть окружала Дубасовку давно распаханная, но все еще плодородная степь, богачей в ней не было. Голытьбы не водилось тоже. Крестьяне выращивали столько, чтобы прокормиться самим, да оставить семена на следующий год. Баловали себя, когда Бог вдруг давал излишек. Тогда ехали в уездный город Керенск. Оптом продавали зерно, стояли на рынке с гусями и курами. Овцами и козами предпочитали не торговать – оставляли себе. Коров тоже не трогали. Когда «бурёнка» становилась старой, заводили нового теленка. Выращивали, а старушку пускали на мясо, которое ели до весны. Назад возвращались с обновами. Мужики, доносившие сапоги, доставшиеся от отцов и дедов, справляли новые. Покупали материю на платья и рубахи. Баловали жен серебряными перстеньками с дешевыми камушками. Везли детям «городские» карамельки и леденцы, себе – баранки и сахар.
Размеренно текла сельская жизнь. Продали излишки урожая – перевезли сено-солому с полей. Подготовили сани к зиме, подправили-подчинили орудия труда. Снова отправились в Керенск. Кто на богомолье, кто – на более долгий срок – поработать зиму дворниками, подсобными рабочими на городских предприятиях. А там Рождество, за ним – Святки, потом веселая, шумная Масленица с кулачными боями, после – Великий пост и снова пахота на полях, к началу которой мужики возвращались с заработков.
В этот привычный уклад ворвалась «новая жизнь». Поначалу с красными флагами и транспарантами: «Религия – опиум для народа!» из города в сопровождении милиционеров и красноармейцев приехали комсомольцы. Батюшку Паисия и дьякона Ферапонта усадили в сани и увезли «в уезд». Затем выбросили в снег ободранные от серебряных окладов иконы. Вышвырнули разломанный иконостас. Погрузили сброшенные с колокольни медные колокола. С улюлюканьем сбросили с куполов кресты.
– Попы вели антисоветскую пропаганду, – пояснили крестьянам причины «изъятия из употребления» священнослужителей, хотя ни одного слова против власти никто от них не слышал.
Наоборот, отец Паисий всегда говорил, что всякая власть от Бога. Сказали, что храму нашли более правильное применение: в нем будет зернохранилище.
– Что за зернохранилище? Кому оно нужно, когда весь собранный урожай умещается в наших амбарах? – недоумевали мрачноватые, подозрительные, боявшиеся воров, но всегда готовые умыкнуть, что плохо лежит пензяки.
