I. Свидетельствуй подношение!
1
Череда жестоких убийств, последовавших одно за другим с разницей в несколько дней, казалось бы, должна потрясти город и низвергнуть его в пучину панического ужаса. Но ничего такого и близко не было. Улицы, магазины, ночные клубы – везде полно народу, что днем, что ночью. Такое впечатление, что всем наплевать.
Или наоборот?! Может быть, люди как раз были смертельно напуганы и старались максимально возможное количество времени проводить на виду, в компании себе подобных? Может быть, кабаки гудели пуще прежнего именно оттого, что их посетители боялись ложиться спать и предпочитали плясать до упаду, а потом в полном исступлении брести на работу, лишь бы только не оставаться один на один с безразлично молчаливой темнотой?!
Как бы то ни было, новые жертвы продолжали появляться с ни разу не завидной регулярностью. Зато газетчики были чуть ли не на седьмом небе от счастья – за много лет ни одна тема не держалась столь долгое время на пике популярности. Конечно же, они эту популярность всячески поддерживали, с упоением извращенца смакуя детали каждого нового преступления и постоянно подливая масла в огонь публикациями даже самых безумных сплетен и слухов.
Судачить, впрочем, было о чем. Каждой из (пока что) четырех несчастных девушек сперва искромсали лицо до неузнаваемости каким-то жутким инструментом типа пилы. Потом им, еще живым, набрасывали петлю на шею и вешали. Причем, то ли неумело, то ли, что более вероятно, нарочито коряво завязав веревку, чтобы жертва как можно дольше мучилась и страдала.
Руки их также не были связаны. Будто убийце доставляло удовольствие созерцание приближения неизбежного. Медленная, неотвратимая гибель, воплощенная в яростной агонии, чем-то неуловимым похожей на танец. Не просто так же он выбирал длинноногих красоток! Или же это был некий страшный ритуал, смысл которого не удавалось понять даже именитым оккультистам, коих регулярно приглашали то газеты, то телевидение, отчаявшись дождаться хоть каких-то внятных ответов от полиции.
Но не эти угрюмые детали удивляли больше всего. В конце концов, мало ли в мире бессмысленной жестокости?! Да и неуловимых маньяков история знает множество. Нет, более всего удивляло то, что убийце так и не придумали какого-нибудь хлесткого прозвища, как это водится за журналистами и зеваками. Его называли просто – убийца. Точно также, как и смерть мы называем просто смертью.
Впрочем, даже у смерти нет-нет, да и появится какое-то прозвище. Костлявая, Безносая, Жнец… А здесь – ничего. Безымянный, абсолютный кошмар, который по всем правилам никак не может быть настолько всеобъемлющим. Будто бы предвещая явление чего-то гораздо более страшного. И великого.
