ГЛАВА 1
Льдистый луч, проникающий сквозь щель в каменном изгибе пещеры, серебром рассыпался над гладкой поверхностью воды, похожей на глянцевую застывшую глазурь. В воздухе клубился белёсый пар непроницаемым мороком, и маленькие светлячки, точно искристые снежинки, мерцали в нём. Тишина стояла незыблемая. Но вот где-то упала капля воды, а за ней, рассекая тишину яркой вспышкой, раздался протяжный звук гуциня – кто-то в тумане коснулся струны, а затем ещё и ещё, до тех пор, пока мелодия – успокаивающая, глубокая, проникновенная – не рассеяла туман, не разогнала светлячков, взметнувшихся вверх.
Отступивший туман открыл картину, поражающую самое смелое воображение: над водой в позе лотоса парил прекрасный молодой мужчина, его благородные черты лица могли принадлежать лишь истинному небожителю. Шелковистые чёрные волосы, лишь слегка подколотые сзади заколкой, волной падали на плечи до поясницы и могли бы составить конкуренцию самому дорогому шёлку. Его мускулистое подтянутое тело и осанка явно выдавали мастера боевых искусств, а изящные тонкие пальцы говорили о многолетнем опыте игры на инструменте. Белое, будто сотканное из облаков и света ханьфу окутывало фигуру мужчины и делало её похожей на цветок лотоса, такого же нежного и стойкого, как гуцинь из белого нефрита перед ним. Гуцинь тоже заслуживал отдельного внимания: его изящная изогнутая поверхность искрилась в белом свете, струны отливали серебром, а шёлковая кисть трепетала от каждого звука.
Музыка то лилась потоком горного водопада, то струилась нежностью атласной ленты, то стихала, то набирала обороты и взлетала к сводам пещеры, волнуя и успокаивая, утешая и радуя. Так звучит песнь небожителей, так звучит Песнь очищения сердца.
- Кхм-кхм… - чей-то голос нарушил невообразимую красоту момента, и гуцинь, издав неровный гулкий звук, затих.
Мужчина, игравший на нём, поднялся и, едва касаясь ногами поверхности воды, встал, взмахнул рукой и убрал со лба упавшую прядь волос. В следующее мгновение гуцинь испарился, а по телу мужчины пробежала волна серебристо-белой чешуи, сменяя ханьфу на изысканный чёрный костюм, а длинную причёску на модную стрижку с убранной наверх чёлкой. Этот образ шёл мужчине ещё больше прежнего, и он, судя по выражению лица, это прекрасно знал.
- Зачем потревожил меня, Яо? – спросил он в полумрак пещеры, ещё не в состоянии увидеть нарушителя своего покоя.
Свет отразился в его тёмном взгляде, в котором можно было утонуть так же легко, как и очароваться его голосом – глубоким и низким, с нотками уверенности и насмешки.
