Пыль была не просто пылью. Это была мелкая, серая, почти минеральная субстанция, продукт распада целой эпохи. Она состояла из истлевшей бумаги дореволюционных архивов, бетонной крошки от рушащихся «имперских гнёзд», угольной сажи из бесчисленных труб заводов, вставших на костях «врагов народа» и пепла – пепла сожжённых книг, писем, судеб. Она въедалась в лёгкие, забивала поры, покрывала тонкой, вечной патиной витрины магазинов, оконные стекла казённых квартир и зрачки детей. Она была фундаментом, воздухом и итогом Великой Федерации Народных Республик. Дышать – значило потреблять эту пыль. Жить – значило становиться её частью.
1954-й год. Десять лет как победил Народ, сокрушив «Имперскую тиранию» – тот самый гнёт, о котором теперь напоминали только плакаты да обязательные к прослушиванию лекции в цехах. Победа, от которой пахло гарью, дешёвым табаком и ложью, густой, как кисель в рабочей столовой. Города, отстроенные лишь на ярких, ядовито-зеленых пропагандистских плакатах, на деле были грудой битого кирпича, аккуратно обнесённой свежеокрашенным забором с лозунгами: «Народ – Победитель строит будущее!» или «Спасибо Вождю за светлое завтра!». Будущее было серым, завтра – таким же, как вчера, а народ, освобождённый от гнёта империи, сгибался под новым, куда более изощренным гнётом – гнётом всеобщего, всепроникающего страха и безысходной, утомительной бедности.
А над всем этим, над пылью и руинами, парил он. Вождь. Его портреты, оттисканные миллионными тиражами, висели везде, куда мог упасть человеческий взгляд, от парадных залов Дворца Республики до закопчённой уборной в общежитии завода №17. Стареющий, с лицом, напоминающим высохшую, потрескавшуюся глину, и глазами, маленькими, жёсткими, в которых, казалось, замер свет далёких, безразличных звёзд. Он был вездесущ, как бог, которого свергли. Он видел все. Его взгляд, пустой и всевидящий одновременно, следил за тобой, заставляя выпрямляться спину и опускать глаза. Чтобы ты не забыл, кто твой бог, твой отец и твой палач.
И были ещё серые шинели. Министерство Государственной Безопасности. МГБ. Они не ходили – они возникали, как тени на стене при угасающем свете. Их серый цвет был идеален. Он не был цветом скорби или отречения. Он был цветом небытия. Цветом стерильности. Цветом, в который окрашивали мир, чтобы ничего лишнего, живого, цветного в нем не осталось. Они были жрецами этого нового культа, инквизиторами, карающей дланью. Их боялись больше, чем пожара, больше, чем голода, больше, чем самой смерти. Потому что они могли сделать твою жизнь смертью ещё до того, как ты испустишь дух.
