Стояла холодная ночь. Большая белая луна сияла на бархатном синем небе. Её свет заливал узкие улочки величественных Афин. Темноволосый юноша бежал по этим улочкам, полы хитона бились о колени, а кожаные сапоги – эндромиды – скрипели при беге. В Элладе наступила зима – воздух стал влажным, дышалось с трудом. Он боялся, что кто-нибудь заметит его. Но плащ, скрывавший лицо, помогал юноше остаться неузнанным.
Едва он вернулся домой после очередного занятия у мастера по скульптуре и рисунку, как сразу увидел, что отец в ярости. Он ходил из стороны в сторону по просторной зале для приёма гостей и поглядывал на входную дверь, в ожидании сына.
Потупив взгляд и нервно сцепив руки за спиной, юноша медленно вошёл в залу. Рассерженный отец увидел его, воздел руки к небесам и воскликнул.
– А вот и он! О боги, за что вы меня так наказали, послали мне такого бестолкового сына! Разве мало жертвовал я храму Аполлона?! При рождении мы дали тебе имя великого поэта из Кирены, молили богов, одарить тебя великими способностями. А ты? Я вложил в тебя столько золота, что позавидовали бы даже сыны архонтов. И что я получаю взамен?!
В комнату, мягко ступая, зашла мать:
– Дорогой, зачем ты кричишь на нашего сына да так, что слышно на весь дом?
– Когда я возвращался с вершины Акрополя, где принёс жертву богам, встретил его учителя, но пусть он сам тебе всё и расскажет.
Юноша молчал – в горле стоял ком, а из глаз вот-вот могли брызнуть слёзы. Отец итак недоволен. Не стоит его ещё больше злить своей слабостью.
– Говори же, – обратилась к нему мать.
– Сегодня на уроке мы работали с деревом, – собравшись с силами, начал он. – Клянусь богами Олимпа! Я очень старался! Но вырезать из дерева у меня всё равно получалось плохо…
– Это ещё не всё. Сын, покажи матери руку, – велел он и встал рядом с женой.
Юноша побледнел, снял с руки платок с пятнами крови и показал ладонь. Между большим и указательным пальцем краснела глубокая царапина.
– Посмотри, он умудрился поранить себя так сильно, что, по словам учителя, не смог работать с деревом и закончить форму.
Женщина глубоко вздохнула, и юноша сразу понял – мать разочарована не меньше, чем отец. Она подошла к нему и взяла за пораненную руку:
– Да, сынок… – она задумалась, рассматривая его ладонь. – За восемнадцать лет ты так и не проявил ни одного таланта. Мы оплачивали тебе лучших учителей поэзии и арифметики, музыки и военного дела. Тогда ты говорил, что не преуспеваешь, потому что тебе не по душе ни одно из этих занятий.
Её перебил отец:
– И ты сказал нам, что хочешь попробовать себя в скульптуре. Но и здесь ты ничтожен, – он выхватил его ладонь из рук матери. – Отрубить бы тебе эти нерадивые руки, может тогда ты начнёшь ценить то, что мы тебе даём! – сказал отец и вышел из комнаты.
