Серый промозглый холод позднего августа заползает в лёгкие ледяной рукой, лишая дыхания. Ветер всё так же пытается настроить струны проводов, вновь и вновь срываясь на фальшивые аккорды очередным нетерпеливым порывом. Шум улицы, сотканный из гула машин, расплёскивающих воду из луж на дорогах, хлопанья полощущихся на ветру обрывков рекламных плакатов, неистово пытающихся сорваться вслед за листьями, немилосердно прибиваемыми к земле тяжёлыми каплями дождя, стучащего по водостокам и металлическим крышам остановок, затуманивает сознание своей монотонностью. Дождь стучит невпопад безумной мелодии ветра. И невпопад шороху автомобильной резины. И невпопад голосам людей, либо спешащих укрыться от него, либо уже наблюдающих за ним из укрытия автобусов или кофеен, откуда доносятся потоки светло-ярких ароматов и густые волны звуков незамысловатых мелодий. И невпопад моим шагам по тротуару.
Снаружи этих убежищ, наполненных бежево-коричневым бархатом уюта – город, серый, размытый струями дождя, засыпанный оборванной листвой. Он выталкивает тебя из своих недр, в то же время не давая возможности избавиться от него. Ты его пленник, ты заключён в его серых стенах. Ты – его сумасшедший, и он продолжает сводить тебя с ума. Этот город превращает золото в грязь, радугу мелодий в хаос мнимых созвучий, заполняет тишину голосами отчаяния и опустошает мысли своей насмешкой над твоей безысходностью.
Я поднимаю взгляд к затянутому серой пеленой небу, с которого обрывается такая же серая завеса дождя. Мне хочется отодвинуть эту завесу, посмотреть, что на той стороне, но моя рука не может ощутить её, чтобы отдёрнуть. Дождь усиливается, и завеса превращается в стену. Она не даёт идти, она встаёт преградой, заставляя остановиться и в отчаянии отвернуться. Я не в силах её преодолеть. Но она даёт больше свободы, хоть её серые воды не светлее серых камней, среди которых осталось и моё имя.
Людям легко считать сумасшедшим того, кого они не могут понять или не хотят принять. Легко поставить на нём крест и заставить его нести этот крест. Но, разве весь мир способен ошибаться? Может, все эти люди, что идут мне навстречу, и с толпой которых я сливаюсь, правы? Может, они видят во мне то, чего я не замечаю в себе? Или они просто не слышат то, что слышу я?
Гул невидимого в облаках самолёта наполняет мокрый холодный воздух. Все слышат звук самолёта. А я слышу свист падающих бомб и грохот разрывающихся снарядов. Где-то плачет ребёнок, которого молодая мать пытается успокоить. А я слышу крики ужаса и стоны умирающих. Мимо проносится тяжелогружёный КамАЗ. А я слышу лязг металлических гусениц под танковыми катками. Люди, люди! Услышьте меня! Это же так понятно!
