Тропа
Люблю вспоминать ту далекую пору безмятежного, счастливого детства, полного неповторимого колорита и очарования. Стоит оно передо мною, утопая в белых стволах берез и дурманящего, пахучего разнотравья, говорливое и босоногое.
И что бы не говорили, а все же хочется вновь побывать там, куда никому из нас нет дороги, куда уносит лишь пронырливая мысль и фантазия, трогает и волнует трепет воспоминаний. А их то полон короб: сумей вот только упоительно и тонко рассказать о том тайном и памятном, что окружало тебя в то далеко унесшееся время. Когда день, хоть и короток, ощущался вечностью; когда жизнь, такая неуловимая и стремительная, казалась расстилавшейся перед тобой бескрайней чудотворной равниной, через которую непременно предстояло пройти, испытав и пережив все.
И сейчас, оглядываясь назад, видишь синеющие вершины некогда пройденных тобою гор, затянутых голубой манящей дымкой, а та самая влекущая долина уже осталась за плечами, за тем таинственным перевалом, к которому не повернуть…
Эта удивительная история возникла так же внезапно, как и происходят в нашей, на первый взгляд, обычной жизни, самые невероятные и нелепые приключения, в которые и верится, и не верится. Их мы помним, храним и не забываем. Вернее сказать, с этого она началась.
Говорят, под Новый год случиться может всякое, то шутка странная какая, как позже выясняется, умело придуманная друзьями, то занятные вещи, коим нет объяснения, а то и просто мистические – тут уж держи ухо востро. И не приведи, в такой ситуации одному оказаться, с глазу на глаз с нечистой силой.
Был последний обычный день занятий, а вечером – праздничная елка. Новогодний зимний бал в школе – всегда радость: встреча с друзьями, игры допоздна, танцы, хороводы и веселье без конца.
А в заключение, конечно же, подарки. Ох уж этот набитый сладостями подарок; так хотелось сохранить его, не есть сразу, но непослушные руки то и дело лезли в кулек и тянули оттуда конфету за конфетой, пока наконец в опустевшем пакете не оставалось одно-единственное крупное зеленое яблоко.
Яблоки Вовка не любил, больно уж они неприятно хрустели на зубах, и морозило от одного только представления поедания подобного фрукта. По телу бежали сороконожки, и кожа покрывалась пупырышками, как у голого ощипанного гуся под осень. Свое яблоко Вовка всегда отдавал другу. Тот же, в отличие от многих, ел все подряд, без особого разбора. Его, казалось, не на секунду не покидало навязчивое и неотступное чувство голода. Потому и прозвали его Пончик. Уж больно щеки его были пухлыми, как у только что испеченной румяной пышки. Девчонки любили дразнить и, если удавалось, теребить его за щеки. В ответ Пончик лишь улыбался и никогда ни на кого не был в обиде. А на его добродушие слетались, как на мед.