Нехорошее предчувствие преследовало Иду весь день. Буквально с самого утра. Стоило ей только открыть глаза, и сердце неприятно сжалось, словно вопило, что злой рок навис аккурат над ее белобрысой макушкой. Увы, сердце не ошиблось.
«Жареным» запахло к обеду, когда она, дуреха, уж было понадеявшись, что все обойдется, с аппетитом уминала рыбный пирог в перерыве между древне – эльфийским и устаревшими диалектами орков.
– Студентка Вальд! Студентка Вальд! – мерзкий голосок раздался прямо над ухом. – Ида Вальд! К р – р – р – ректору! Немедля! Р – р – р – ректор ждать не будет!
Хеши. Собственной персоной. Любимый ворон ее дядюшки, а по совместительству и его секретарь. Вселенское зло в тощеньком пернатом тельце. Каком – то дефектном, что ли. Головка маленькая, клювик тоже, тушка раза в два меньше положенных приличной птице размеров. Зато эго… На всю академию хватит.
– К р – р – р – ректору! Идаааа… Р – р – р – расселась тут, кр – р – р – раля!
Ворона Ида ненавидела, и Хеши отвечал ей взаимностью. Раз уж эта заноза в мягком месте лично явилась по ее душу, плохо дело.
На другом конце стола обреченно вздохнула Стелла Бэк и, отложив пирог, вытерла наманикюренные пальчики о салфетку:
– Говорила тебе. Сдала нас эта стукачка блохастая. Это конец, Ида! Конец!
Быть не может. Эта заучка? И сдала? Верилось с трудом, но Стелла все выходные твердила, что они перешли границы. Что серая мышь нажалуется ректору, и тогда практики в эльфийском посольстве не видать им как своих ушей. Но Ида не особо впечатлилась. Бэк, что для ведьмы весьма и весьма нетипично, дамой была мнительной, тревожной. Еще и трусихой, причем редкостной. Подумаешь, подшутили над убогой. Сама виновата. Бежать к ректору из – за такого пустяка?
Вряд ли девица с боевого факультета была настолько глупа. Каждая «собака» в академии знала, что великому и ужасному Эргару Вальду, волею судеб, Ида приходилась единственной и горячо любимой племянницей. А дядюшка, хоть и наводил ужас на бедных студентов одним своим взглядом, за нее всегда стоял горой. Да и график у ректора плотный, запись на прием чуть ли не на неделю вперед. Станет он время тратить на какую – то серую мышь.
Оказалось… Станет.
Заучка сидела в кресле у ректорского стола и вытирала слезы дешевеньким хлопковым платочком, отсвечивая изумрудными волосами. Цвет, кстати, был вполне ничего. Куда лучше, чем тот куцый русый хвостик, что сие расстроенное, слезливое создание считало подходящей для Королевской Военной Академии прической.
– Ида, – дядя угрожающе сверкнул глазами, и сердце рухнуло в пятки. – А ну – ка села! Живо.
