Есть так называемое «остроумие на лестнице», это когда задним умом крепок, а есть тряска после случившегося, типа «господи, что я наделал». По настоящему меня тряхнуло только по дороге к Альтенбаумбургу. Пришлось даже остановиться и дождаться, когда перестану дергаться, как паяц на веревочках.
Пес подпрыгивал и старался лизнуть в лицо, но Зайчик ловко отступал, ревнуя к хозяину.
Я наконец сказал дрожащим голосом:
– Ну хорошо, хорошо… Я, типа, самоотверженный герой… надо же… Готов был, жертвенность, во имя, и все такое. Молодец. Только никому не рассказывай, не поверят. Да и сам как дурак…
Зайчик снова пошел ровно и царственно, помнит, кого везет. Я смятенно думал, что вообще-то в мой смертный час из меня должно бы полезть все говно, что таит в себе человек. Тем более, такой, как я, но такое вот странное свойство существ того мира, откуда я прибыл: как раз говно сверху – защитный панцирь, а все светлое забито, затоптано и загнано глубоко-глубоко, чтоб не позориться перед другими, крутыми и циничными. Быть благородным совсем не модно, даже позорно, надо говорить с гордостью: вот такое я говно! И быть, понятно, говном, чтобы везде быть своим…
Со стены крепости сбежал рыцарь, как мне показалось, только они здесь в полных доспехах, но через поднятое забрало я увидел обветренное лицо Паньоля.
Он сам перехватил повод моего коня. Лицо его дрогнуло, когда наши взгляды встретились.
– Ваша светлость…
– Все закончено, – произнес я мертвым голосом. – И не повторится. Можешь вернуться к кольчуге… если хочешь, понятно.
Он неумело улыбнулся.
– Да, конечно. Кто же в здравом уме таскает столько железа! Но когда лорды Гатор и Стерлинг сказали, что вы исчезли… намекнув, что отправляетесь к Воротам Ада, я на всякий случай поднял всех на ноги и вооружил до зубов.
К нам сбегались воины, жадно ловили каждое слово. Один сказал преданно:
– Вдруг бы за вами погоня!
– Врата разрушены, – ответил я устало. – Кто-то из нас туда попадет после грешной жизни, но сам Ад сюда не вторгнется. Отныне. Надеюсь… Так что лучше о нем забыть на время жизни и заниматься другими проблемами.
Паньоль открыл было рот и тут же стиснул губы так плотно, что превратились в узкую щель.
– Слушаюсь, сэр! Будет исполнено, сэр!
Он все еще держал повод коня, Зайчик терпеливо ждал, неподвижный, словно выкованный из черной стали, даже ухом не шелохнул, а я соскочил на землю и принялся снимать седельный мешок.
Пальцы коснулись твердого сквозь тонкую ткань, острый зубчик кольнул остро и напоминающе. По руке от кисти побежала мощь. Руки задрожали от неистового желания поскорее выхватить корону и водрузить на голову, чтобы стать не просто еще сильнее, а предельно сильным.
