Когда мне стало плохо, я обрадовался. Почти три года не испытывал этого онемения. Голова запылала, черепная коробка сжалась до размеров скорлупы грецкого ореха, виски давили. Изображение на экране задвоило, сразу два лица одной клиентки вещали мне о необходимости произвести ей удаленную чистку воспоминаний. Она только что рассталась с парнем, хотела стереть его образ из памяти. Но сама чистку сделать не могла, ведь это так напоминало убийство.
– Все-таки три месяца встречались в виртуале, – клиентка закатывала глаза, меня тошнило, – С …ами.. ..ё …адке? ..Ам …охо, – конечно он её бросил, с таким-то дефектом речи.
В ушах шумело. Я не слышал, что она кричала. Ладони похолодели, выступил пот, рёбра ходили ходуном – сердце не справлялось с нарастающей тревогой. Дыхание сбивалось, я глотал воздух, пытался позвать на помощь. Слова смешивались, теряли слоги. Я захлёбывался нелепым набором гласных. «У меня паническая атака! О, да!»
Медроботы скользили ко мне по стеклянному полу. Рыбки под защитным стеклом расплывались в страхе. Они должны были разбавлять офисные будни, дарить умиротворение. Я завалится на бок, рухнул со стула, лежал на полу, глядел на улепётывающих рыб и пускал слюни. Над релаксационным озером растекалось моё собственное озеро. Медроботы посветили в глаза, ощупали шею, укололи тонкими иглами кончики пальцев, попросили улыбнуться. Я растянул губы.
