Пока они шли по Лесу Теней, прошло еще несколько циклов его неестественного дыхания. Стало отчетливо видно, что волны духовной энергии расходились от одного центра – то, что подпитывало эту агонию, находилось впереди.
Они шли в полной тишине, приглушенные гнетущей атмосферой. Изредка под ногами со стеклянным хрустом ломались колючие черные кустарники, стелившиеся по земле. На мелкой сухой пыли, похожей на пепел, оставались их следы, медленно заполняемые густым молочным туманом. На своем пути они пересекли ручей, неподвижный и черный – ни малейшего блика света, только абсолютная, светопоглощающая чернота. От воды исходил легкий запах озона и остывшего металла.
Именно в такой обстановке они и нашли его.
Цзюнь Ухэн сидел в неглубоком гроте, скорчившись, словно стараясь занять как можно меньше места. Он был безучастен ко всему, живое воплощение истощения. Когда они приблизились, он медленно поднял голову. Его глаза были пустыми, в них не было ни страха, ни любопытства – лишь всепоглощающая, бездонная усталость. Его губы едва дрогнули, выдохнув шепот, больше похожий на предсмертный хрип:
– Убейте меня…
И в этот самый момент Лес Теней сделал свой «вдох».
Воздух сгустился до состояния жидкого стекла, его стало невозможно вдыхать. Свет померк, будто кто-то задул единственную свечу во вселенной. Тени налились свинцовой тяжестью и поползли по земле, живые и враждебные.
Цзюнь Ухэн вдруг судорожно выгнулся в неестественной, сокрушающей позе, будто невидимый великан наступил ему на грудь. Раздался глухой хруст – то ли костей, то ли самой реальности. Его глаза закатились, оставив лишь белые, невидящие щели. Из его горла вырвался не крик, а низкочастотный стон, от которого задрожала земля и заныли зубы.
