Да, уж. Спасибо. Вы обвиняете меня, что я краток и точен? Любой язык программирования краток и точен! Я не описываю, не расписываю места где я был, кто, во, что одет, кто, что ест, чем дышит? Может, Вы и правы, но по-другому для меня невозможно. Всё равно, извините меня. Цифровой язык мне ближе, чем язык человека. Не смейтесь! Я больше общаюсь с машинами, компами, программами, чем с людьми. Это общение требует определённой сосредоточенности. Когда в руках есть работа, можно ли пялиться по сторонам? Да, я не внимателен к тому, что вокруг меня происходит. А Вы? Вот именно сейчас, не поднимая глаз, скажите, Вы помните, где именно тот шов в пластинах на потолке, который Вас так бесил месяц назад? Сколько ступенек в Вашем любимом магазине? Сколько действий Вы выполняете, даже не задумываясь, не помня?
Всё, что я вижу, это обычно монитор и клавиатура. Сколько видов Клав Вы видели, а сколько знаете? Иногда я настолько сосредоточен над работой, что суньте мне под руку подошву вместо бутерброда, я съем и не замечу.
Нет, наверно я вру и оправдываюсь. Ещё раз извините. У меня был период, когда я видел перед глазами только здоровое питание, потом не питание вообще. Я был готов убить себя голодом сам. Мало, если честно, что помню. Мне тяжело говорить об этом периоде жизни, скорее всего существования. Кто знает, тот поймёт. Сейчас, после болезни, я вижу больше, чем вы здоровые! Вы пялитесь в смартфоны, даже переходя дорогу, Вы не снимаете наушники, даже когда поют птицы! Да, когда я был болен, я их тоже не слышал. А Вы здоровы, если платите за билет в кино, но даже на сеансе, пялитесь в свой телефон? Я не буду стоять рядом с Вами и писать в личку, что дождь идёт!
Откройте свои глаза, посмотрите, что вокруг происходит! Если я что-то не описал, то представьте это! Если я что-то упомянул, но не расписал, сами найдите, я лишь пытаюсь показать путь, который сам вижу неясно. Из меня хреновый муж, чудовищный отец, но, хоть, прислушайтесь!
С уважением, Ваш Костя.
Смутное воспоминание о возвращении. Штормило, укачивало, немигающий взгляд психолога Макса, кажется, мелькало лицо дяди Серёжи, колючий, ледяной ветер в лицо. Единственное, что изменилось, так это бешенный лифт. Сержант 666 не орал, как на учениях, а бережно помогал заносить носилки с Костей.
Обязательный карантин. Знакомое рабочее место, знакомые программы, знакомая металлическая змейка, которая одним зубом брала анализы крови, а другим впрыскивала нужные медикаменты. Играть со змейкой Косте почему-то не хотелось, Мара приходила к нему теперь реальной, а не в виде голограммы. Только, Косте казалось, что Мара была рыжеволосой девчонкой, теперь она стала жгучей брюнеткой с раскосыми глазами. Или так было всегда?
