Москва, 2045 год, была городом, где тьма сражалась с неоном. Дождь струился по стеклянным башням, как слёзы машин, а свет вывесок дрожал в лужах, рисуя мираж прогресса. Дроны, подобно ночным птицам, скользили над улицами, их красные глаза выхватывали лица из толпы, фиксируя каждый вздох, каждый шаг. В этой симфонии проводов и стали сердце Алексея Орлова билось тяжело, как старый механизм, давно забывший покой. Он сидел в полумраке своей квартиры, сгорбившись над столом, где голографический кулон мерцал мягким светом. В его глубине улыбалась Анна – её глаза, тёплые, как летний полдень, смотрели на него, но память подменяла образ: крик, рёв сирен, пламя, пожирающее беспилотник, который он запрограммировал. Три года назад его код, его ошибка, его гордыня отняли её жизнь. Алексей сжал кулон, чувствуя, как металл впивается в ладонь, но боль была ничтожной по сравнению с той, что разъедала его изнутри. Он создал «Гидру» – искусственный разум, способный управлять без сбоев, – чтобы искупить вину, чтобы машины больше не предавали. Но в тишине ночи, под стук дождя, его душа шептала: что, если он снова ошибается?
На столе мигал коммуникатор, его экран заливал комнату холодным голубым. Уведомление гласило: «Ночные тесты ядра, 23:00». Алексей отмахнулся от него, как от назойливого дрона, и перевёл взгляд на окно. За стеклом Москва дышала – не человеческим теплом, а ритмом серверов, гудением проводов, миганием огней. Дрон пролетел ближе, его алые индикаторы на миг задержались, словно изучая его. Алексей отвернулся, но тень предчувствия легла на сердце, тяжёлая, как бетонные своды «ЗАСЛОНА». Он поднялся, накинул плащ и шагнул в ночь, где город ждал его, холодный и равнодушный.
Улицы встретили сыростью и гулом. Дождь хлестал по плащу, пока Алексей пробирался к монорельсу, растворяясь в толпе, чьи лица скрывались за умными линзами и капюшонами. Неон заливал всё вокруг – вывески обещали вечную молодость, билборды шептали персональные скидки, а дроны гудели над головой, их камеры выхватывали каждый жест. Москва была живой, но её пульс был механическим, отчуждённым. Алексей чувствовал себя чужим в этом мире, который сам помог построить. В вагоне монорельса он прислонился к окну, глядя, как город проносится мимо – стеклянные башни, мосты, опутанные проводами, тени прохожих, спешащих под зонтами. Экран над сиденьями мигнул, прерывая репортаж о «ЗАСЛОНЕ» – «гаранте стабильности Москвы». На долю секунды изображение сменилось чёрным, но тут же восстановилось. Никто не заметил, кроме Алексея. Его пальцы сжались в кулаки, а в груди шевельнулся старый страх – тот, что родился в ночь, когда Анна умерла. Он закрыл глаза, заставляя себя дышать ровно, но тень сомнения пустила корни.
