Пролог: Шелковый шепот в ночи
За окном бушевала осенняя буря. Листья, сорвавшись с деревьев, опьяненных ветром, танцевали свой последний судорожный вальс, прижимаясь к мокрому стеклу, словно пытаясь заглянуть внутрь. Внутри же царила тишина, прерываемая лишь монотонным тиканьем старинных часов, отсчитывающих последние минуты моей ночной смены. Да, моя жизнь круто изменилась. Совсем недавно я подшивала брюки у себя в провинции, а теперь… теперь я разбирала архивы в самом сердце Дома моды «Вернисаж», окутанного легендами и тайнами.
Именно это, впрочем, и привлекло меня. Дизайнерские амбиции у меня, конечно, были, но тяга к расследованиям, унаследованная, видимо, от бабушки, работавшей библиотекарем, перевешивала. Так что, сжимая в руках папку с пожелтевшими от времени фотографиями, я с удовольствием представляла себя в роли современной мисс Марпл, только вместо клубка пряжи – эскизы, а вместо деревни – пафосный столичный особняк, именуемый храмом высокой моды.
В ту ночь мне предстояло изучить биографию Элеоноры Версальской, музы «Вернисажа», трагически погибшей в начале прошлого века. Официальная версия гласила: несчастный случай, падение с балкона. Но меня всегда тянуло к тёмным пятнам в биографиях, к тому, что скрыто под слоем пыли и фальшивых улыбок.
Свет тусклой настольной лампы выхватывал из мрака фотографии: томный взгляд, уложенные волнами волосы цвета воронова крыла, безупречное платье в пол, подчёркивающее осиную талию. На одном из снимков она позировала в мастерской, окружённая восхищёнными лицами портных, а её руки, тонкие и изящные, трепетно касались невесомой ткани цвета лунного света.
И тут, словно в ответ на мои размышления, в тишине раздался шорох. Не похожий на ветер, не похожий на скрип старого дома. Скорее… шелест шелка, тонкий, едва уловимый, словно кто-то тихонько провел ладонью по дорогой ткани.
Я вздрогнула, сердце предательски подпрыгнуло к горлу. Оборачиваться было страшно, но любопытство, мой вечный спутник, взяло верх. Медленно, словно в замедленной съёмке, я повернулась.
Комната была пуста. Только фотографии, бумаги и тикающие часы напоминали о моем присутствии. Я глубоко вздохнула, пытаясь справиться с нахлынувшим волнением. «Наверное, ветер», – пробормотала я себе под нос, но внутри что-то екнуло, тревожно напомнив о древних легендах «Вернисажа», о шепоте и призраках, о которых так любила рассказывать тетя Галя, добрая, но слегка сумасшедшая швея.
Я снова взглянула на фотографию Элеоноры, и в этот момент что-то произошло. Или мне показалось? Может, резкий порыв ветра? Но… мне показалось, что глаза на фотографии на мгновение блеснули, словно отражая свет свечи, а губы, нарисованные тонкой линией, чуть приоткрылись, словно она хотела что-то сказать.
