[1]
Саул Уильямс проснулся и с тоской выглянул наружу из своей палатки. Он подумал о том, как далеко от него Земля, – миллионы миль отделяют от нее, подумал он. Ну а что тут можно поделать? Когда легкие полны этой «кровавой ржавчины», когда без конца терзает кашель?
Саул поднялся в тот день в семь часов. Это был высокий, худой, истощенный болезнью человек. Утро на Марсе стояло тихое, ничто не нарушало безмолвие мертвого морского дна, не было даже ветра. Среди пустынного неба сияло холодное солнце.
Саул вымыл лицо и позавтракал.
А после этого ему страшно захотелось вернуться на Землю. Он всеми способами пытался оказаться в Нью-Йорке. Иногда, когда он правильно усаживался и определенным образом складывал руки, ему это удавалось. Он даже почти улавливал запах Нью-Йорка. Но такое получалось редко, большей частью у него ничего не выходило.
В то же утро, позднее, Саул попробовал умереть. Он лег на песок и приказал своему сердцу остановиться. Оно продолжало стучать. Он представил себе, как он спрыгивает со скалы или пере резает себе вены, но сам же рассмеялся – он знал, что ему недостанет мужества на подобный акт.
«Может быть, если я поднатужусь и хорошенько сосредоточусь на этом, я просто засну и не проснусь больше», – предположил он. Он и это попробовал. Через час он проснулся – рот его был полон крови. Он поднялся, выплюнул ее и почувствовал ужасную жалость к себе. Эта кровавая ржавчина заполняет рот и нос, течет из ушей, из-под ногтей, и этой хворобе требуется год, чтобы покончить с тобой. Существовало только одно средство против болезни – запихнуть тебя в ракету и отправить в изгнание на Марс. На Земле не знали, как лечить таких больных, а оставить их там значило распространить заразу на других и убить и их. Так он оказался тут, в полном одиночестве, беспрестанно истекая кровью.
Саул присмотрелся. Вдалеке, возле древних городских руин, он увидел человека, лежавшего на грязном одеяле.
Когда Саул подошел к нему, человек на одеяле ответил на это слабым движением.
– Привет, Саул, – произнес он.
– Опять утро, – сказал Саул. – Бог мой, как мне одиноко!
– Такова судьба всех нас, заржавелых, – возразил человек на одеяле, такой немощный и бледный, что казалось – коснись его, и он рассыпется.
– Как бы я хотел, – сказал Саул, глядя на лежащего перед ним человека, – чтобы ты хотя бы поговорил со мной. Почему интеллектуалы никогда не подхватывают нашу кровавую ржавчину и не прилетают сюда?
– Это явный заговор против тебя, Саул, – сказал человек, закрывая глаза, не в силах держать их открытыми. – Меня когда-то хватало на то, чтобы оставаться интеллектуалом. Теперь даже думать для меня – тяжкий труд.