…Капитан поднял сжатый кулак, и вся группа моментально вжалась в колючую осеннюю траву. Не доверять чутью гончей, способной унюхать добычу за добрый десяток километров, было глупо. В гены командиров групп специально вживили гены ищеек и гончих. Они должны были не просто вести группу, но и отлично ориентироваться на любой местности.
Чуть высунувшись из-за дерева, капитан вытянул шею и принялся старательно ловить чуткими ноздрями верхний след. Фиксируя каждое его движение краем глаза, Никита внимательно всматривался в темнеющий лес. Полученный приказ был простым и понятным как перпендикуляр. Найти командный пункт войск противника и любой ценой уничтожить его. Слова «любой ценой» означали именно то, что и подразумевали.
Усталость, раны и даже собственные жизни должны быть положены на алтарь исполнения приказа. Бойцы группы давно уже привыкли к подобному отношению к ним со стороны командования. И вот теперь пришло их время. Сделать – или умереть. Третьего в их ситуации было не дано.
Додумать свою мысль Никита не успел. Капитан снова подал команду, взмахом руки поднимая группу, и бойцы бесшумными тенями скользнули под тень разлапистых елей. До мобильного командного пункта противника оставалось всего несколько километров, когда вдруг в лесной тишине раздался оглушительный взрыв…
* * *
Вздрогнув, Никита открыл глаза и, резко сев, огляделся. Чувствуя, как что-то стекает по виску, он коснулся лица рукой и, удивлённо покосившись на собственные пальцы, вздохнул. Снова кошмар. Вот уже семь лет, как та никому не нужная война закончилась, а ему всё ещё снится тот безумный рейд. Почти каждую ночь он видит погибших друзей, с которыми ушёл на ту операцию, но так и не вернулся обратно. Как и никто из них.
Бросив короткий взгляд на часы, Никита поднялся с деревянного топчана, заменявшего ему кровать, и, выглянув в окно, удовлетворённо кивнул. До рассвета оставалось ещё несколько часов. Вполне достаточно, чтобы добраться до лагеря оккупантов и, поохотившись, вернуться обратно. Кошки ночные звери, так что это было его время. Скинув куртку и штаны, он босиком выбрался из подвала, служившего ему логовом, и, встав под лучи полной луны, приготовился.
Это было больно, но без этого ещё хуже. Он никогда не забывал, как всех, подвергнутых специальной обработке, вдруг начало ломать, словно наркоманов со стажем. Как болел каждый нерв, каждый сустав, требуя от сознания непонятно чего. Никто из них не понимал, что с ним происходит. Сосредоточившись на собственной боли, они рвали всё, что попадалось им под руку, мечтая только об одном – избавиться от этого ужаса.
