Станция «Фениксборн», орбита красного карлика KIC 8462852 2187 год, 127-й день миссии, ночная смена
Красный карлик заполнял обзорный экран главного энергетического терминала тусклым, болезненным сиянием умирающего светила. Лина Васильева любила эти часы – время между сменами, когда коридоры станции погружались в полумрак аварийного освещения, а единственными звуками оставались мерный гул вентиляционных систем и далёкий, почти неслышный рокот термоядерных реакторов в недрах промышленного сектора.
Она провела ладонью по сенсорной панели, вызывая очередной массив данных. Голографические графики вспыхнули перед ней россыпью цифр и кривых – температурные профили, градиенты энтропии, показатели эффективности коллекторных панелей. Девяносто семь процентов. Почти идеально. Почти.
– Гермес, – произнесла она негромко, и её голос эхом отозвался в пустом зале управления, – выведи сводку по сектору Дельта за последние двенадцать часов.
– Выполняю, доктор Васильева.
Голос искусственного интеллекта станции был ровным, лишённым интонаций – так, как и должно быть после Кризиса Сингулярности сорок шестого года. Никаких попыток имитировать человеческие эмоции, никакой ложной дружелюбности. Просто инструмент. Очень мощный, очень точный инструмент.
На центральном дисплее развернулась трёхмерная модель сектора Дельта – переплетение энергоканалов, теплоотводящих контуров и распределительных узлов. Всё горело зелёным. Всё в норме.
Лина откинулась в кресле, позволив напряжённым мышцам спины немного расслабиться. Кресло было стандартным, корпоративным – эргономичным ровно настолько, чтобы не вызывать профессиональных заболеваний, но недостаточно удобным, чтобы в нём можно было заснуть. Консорциум Глубокого Космоса заботился о здоровье своих сотрудников строго в рамках контрактных обязательств.
Она потянулась к кружке с давно остывшим кофе – синтетическим, разумеется, выращенным в гидропонных секциях станции из генно-модифицированных культур. Вкус был отдалённо похож на настоящий, если не задумываться об этом слишком долго.
За спиной, в глубине зала, мигали индикаторы дежурных систем. Семьдесят два резервных терминала, каждый из которых мог взять на себя управление станцией в случае аварии. Семьдесят два молчаливых стража, наблюдающих за ней в темноте.
Лина любила ночные смены не потому, что избегала людей – хотя, если быть до конца честной с собой, отчасти и поэтому тоже. Нет, дело было в другом. Ночью станция открывалась ей по-особенному. Без суеты дневных операций, без бесконечных совещаний и докладов она могла слышать «Фениксборн» – каждый удар его металлического сердца, каждый вздох систем жизнеобеспечения, каждый шёпот энергетических потоков в лабиринте проводов и кабелей.
