Она бежала. Спотыкалась, падала, выставив перед собой руки, упиралась ладонями в мягкую, покрытую редкой сухой травой землю. Вскакивала и бежала снова. Боль простреливала раненое колено, проходила навылет вдоль позвоночника. В легких как будто развели костер. Стук крови в ушах сливался с воем бегущей по следу погони.
– Ви-ижу-у, – ревел ветер.
– Ви-ижу-у, – завывали псы.
Ближе, ближе с каждым шагом. Под ногами хрустело – не то сухие ветви, не то сухие кости. Ножны с забытым бесполезным ножом болтались на поясе, мешали бежать. Очертания серого мира таяли, размывались.
Гулкие размеренные удары, как будто далекий гром, прокатились над землей, заспорили с собачьими голосами:
– Бум… Бум…
Она удивилась бы, ведь за время скитаний в серой стране ни разу не слышала грома и не видела молнии. Но у нее не осталось удивления, ничего не осталось. Вверх по склону холма, задыхаясь от боли в груди, глотая ртом горький, сухой, как старая кость, воздух. Вниз, в шорохе осыпающихся камней, слыша проклятый визг уже совсем близко. Каменная россыпь под ногами. Прыжок. Пересохшее русло. Прыжок. Она не человек, она – бегущий, задыхающийся из последних сил раненый олень.
Удары грома были все громче, сливались со стуком в ушах. Боль в груди все острее, заслоняла собою все. День сейчас или ночь, как понять, как разглядеть, если перед глазами – одни пятна, серые, черные, цветные? Она уже не слышала, не чувствовала ничего – ни погони за спиной, ни камней под ногами. Она проиграла.
Эта мысль не принесла никаких чувств. Она проиграла давно, задолго до того, как заплутала в этих мертвых землях. Все эти годы смерть шла по пятам, ступала бесшумно когтистыми лапами – одна из тех зубастых тварей, чье дыхание уже слышно прямо за спиной.
Колено все-таки подвело. Она споткнулась и рухнула лицом вниз. Попыталась встать, но не смогла, не смогла даже вытащить нож. Поползла – хоть немного, на долю секунды оттянуть гибель. Стая была уже здесь, смрадный запах пастей окутал ее, как густой туман. В этом тумане, в последнем безнадежном рывке она подняла голову – и увидела распахнутые ворота.
Ненадежные, сколоченные из разномастных жердей, ворота в такой же хилой ограде посреди глуши. Они не обещали защиты, не могли обещать. Будь даже они закрыты между ней и погоней – стая перемахнула бы их не заметив.
Но в полутьме там, внутри ограды, ей почудились алые вспышки. Целую вечность она не видела живого огня. Рванулась – в тот самый миг, когда на лодыжке сомкнулись острые зубы. Выдирая клочья кожи, кинула себя в открытый проем, рухнула на землю по ту сторону и провалилась в темноту.
