Спокойно.
Вот она, та скала, единственная, которую можно назвать если не «Изумрудной», то «Нефритовой». На самом деле едва зеленоватый оттенок, но иначе, наверно, не напишешь. Особенно дугами старомонского алфавита.
Зачем вообще было отсылатьеек скале?
А вот именно потому, что монскими полукружьями много не напишешь. Особенно если вырезать их на коре этого, как его, почтового дуба… хм, да, почта… Причем вырезать шестьдесят лет назад.
Или сколько?
Около шестидесяти, конечно. Тут ведь, кроме нынешней пары, только одна лазейка, четырехлетней длительности. А иначе придется допускать недопустимое: кто-то здесь, на этом континенте, да еще в восемна… нет, шестьдесят два или пускай даже пятьдесят восемь лет назад – даже в семнадцатом веке получается… В семнадцатом веке сумел начертать послание, используя знаки абугиды, да еще в монском варианте. Не ей, а просто так, в вечность его отправил.
Весьма относительная вечность. Уже через сотню лет этого дерева не будет.
Может быть, все-таки стоит допустить недопустимое? Ведь для тогоонаи здесь? Ну ладно, да, не для этого: фольклор и экокартография, да, а «Саранчой Апокалипсиса» занимаются другие. Но отчего бы и не предположить, что…
Ой, нет. Уж слишком много «что». И Саранча, и неведомый путешественник из Индокитая… через два океана… как раз в прошлую лазейку. Причем вырезает послание там, где именнотебеоно через шестьдесят лет так легко попадется в глаза: возле тропки, по которой ньютаунские девушки ходят купаться.
Так чтоейотправляли,ей. Кто-то из работавших в той лазейке. Кто и зачем – ну ладно, дома расспросим.
…Подружки, заранее сочувствуя, по дороге обратно в городок сегодня щебетали с ней особенно беззаботно (их очень удивляло, отчего она совсем не испугана и не расстроена) – и рыженькая Мойра, чувствуя себя особенно виноватой, предложила пойти посмотреть на «индейские знаки». Все-таки этот дуб чуть в стороне от тропинки стоял, а она, то есть Дженни Гриффитс, тут пока новичок и всех достопримечательностей не знает.
Девочки на миг смолкли испуганно, но тут же затараторили, что да, вот сейчас они пойдут и посмотрят, благо противной Гвенделин Пек сейчас с ними нет, и за это, конечно, Дженни большое спасибо. Похоже, они все-таки опасались не только того, что о прогулке к дереву с языческими знаками может стать известно в общине, но и самих этих знаков. Однако храбрились друг перед дружкой.
Дошли быстро. Взволнованно сопя, столпились вокруг дерева. Одна из девочек (Лиззи Пек, кажется: тут Пеков четверть городка, она еще не всех запомнила) потянулась было очистить ствол от лишайника – но замерла на полудвижении: незачем. На светлой коре почтового дуба – он же звездчатый,
