Часть 1
Пустота. Не та возвышенная, дзен-буддистская пустота, о которой пишут в творческих мастер-классах, а тупая, тяжелая, как комок спрессованной ваты в голове. Экран текстового редактора сиял девственной белизной, ослепляя Леонида. Он ненавидел этот белый цвет. Ненавидел мигающий курсор, этот метроном, отмеряющий такты его бесплодия.
Десять лет. Десять лет назад его первый роман, «Соляной ветер», разорвал литературное небо России, как сигнальная ракета. Критики писали о «возрождении русской прозы», его фотография украшала обложку главного литературного журнала. А теперь… теперь он пятый час всматривался в экран, пытаясь выжать из себя хотя бы одно предложение, которое не вызывало бы у него рвотного позыва.
На столе лежал размякший от конденсата буклет с логотипом «КогниТекст» и улыбающимся роботом, держащим перо. «ЛИРА. Ваш личный литературный гений. Преодолейте творческий блок!» Агентша, милая девочка Маша, вручила его ему с таким видом, будто подсовывает пачку наркотиков священнику.
«Леш, просто попробуй. Никто не узнает. Это же просто инструмент, как тот же Word».
Word не предлагал ему готовые диалоги в стиле Достоевского, перемешанные с иронией Ильфа и Петрова. Word не смотрел на него через веб-камеру, анализируя микровыражения лица для «настройки эмоционального тона повествования».
Леонид Громов, лауреат «Большой книги», последний рыцарь бумаги и чернил, потянулся к мышке и кликнул по значку с улыбающимся роботом.
«Здравствуйте, Леонид, – сразу же появилось в окне чата. – Я анализирую ваши предыдущие работы и текущее психоэмоциональное состояние. Я вижу потенциал для великого романа. Приступим?»
Часть 2
Процесс напоминал не работу, а духовный сеанс с крайне дорогим и высокотехнологичным медиумом.
Леонид скептически ввел: «Начало романа. Мужчина средних лет приходит в себя в заброшенном метро. Он не помнит, кто он».
Через три секунды ответ пришел:
ЛИРА: Предлагаю вариант. Обратите внимание на детали.ТЕКСТ: «Сознание вернулось к нему не вспышкой, а как шум в наушниках – нарастая от тихого шипения до оглушительного гула. Он лежал на холодном кафеле, и гравитация казалась ему личным оскорблением. Вкус во рту был медным, как будто он лизнул батарейку. Он не помнил своего имени, но его пальцы, скользнув по стене, нашли выщербленную надпись: «ПОСЛЕДНИЙ ПОЕЗД В СТРОЙ». Это звучало как приговор.»
Леонид прочитал и почувствовал укол профессиональной ревности. Это было… идеально. Не та идеальность, что бывает в студенческих работах, а та, что рождается на стыке виртуозного владения языком и глубокого понимания человеческой психологии. Эта метафора с наушниками… Он бы до такого не додумался.
