Tribute to Roger Zelazny
Сегодня опять никто не пришел.
Лодочник вздохнул, докурил трубку и встал с чурбачка. Для вечерних посиделок он всегда выносил к берегу чурбачок, ставил под ивой, садился, закуривал и смотрел на воду. Табак он выращивал сам, в огороде, за грядкой укропа и двумя кустами красной смородины. Он много чего делал сам, потому что помощников здесь не водилось.
Только он – и те, кого требовалось перевезти на другой берег.
С недавних пор он остался один.
С давних, поправился лодочник. С давних, приятель. Никому больше не надо плыть через твою дурацкую реку. Мир изменился. Никто не приходит, а ты ждешь, как дурак. Готов поклясться, ты и завтра явишься сюда – ждать. Сотня дел по дому, тысяча забот по хозяйству, а ты, выкроив по минутке от каждого часа, станешь бегать к реке, как мальчишка, и глазеть по сторонам, сопя от огорчения.
Ага, так и будет, и никак иначе.
Тонкие ветви ивы купались в черной воде. В бочаге плеснула рыба. Луна, белесая, как рыбий пузырь, качалась в смутном небе. Вдали, за рекой, выла собака. Отражаясь от луны, вой дробился, расслаивался, летел над коврами маков и диких лилий. Казалось, воет не один пес, а по меньшей мере, три.
– Хватит, дурачок, – шепнул лодочник, словно несчастный зверь мог его услышать. – Хватит. Не трави душу. Ну, луна, понимаю. А их все равно нет, хоть вой, хоть рвись с цепи…
Он знал, что на той стороне реки тоже никого нет. Несколько раз он садился в лодку – без пассажиров, хотя это было противоестественно! – и плыл на другой берег. Оставив лодку на песчаной косе, он шел и шел, углубляясь в дикие, безлюдные земли. Крепкие, хотя и непривычные к долгой ходьбе ноги меряли пространство. Зоркие, несмотря на возраст, глаза шарили вокруг, слезясь от надежды. По дороге он волновался, что лодку могут украсть.
Иногда он кричал:
– Э-эй! Эге-ге-гей!
Ему не отвечало даже эхо. Здесь не было эха, хоть в бубен стучи.
Время лодочник рассчитывал так, чтобы успеть вернуться к вечеру, переплыть обратно и ночевать в хижине, а не под открытым небом. Иногда, по пути домой, он думал, что стоило бы хорошенько запастись провизией – и уйти в поход дней на пять, или на неделю. А вдруг там, за рекой кто-то остался? Затаился в пещере, укрылся в лесу; спрятался за скалой и боится выглянуть… Не все так общительны, как некий брошенный на произвол судьбы лодочник.
В конце концов, если они перестали являться на этот берег, то им совершенно необязательно исчезать сразу по обе стороны реки! Надо взять сыра, и лепешек, и курева, и воды в бурдюке, набрав ее из родника, потому что из реки пить нельзя, и пойти куда-нибудь, куда угодно. Может быть, даже туда, откуда они приходили раньше. Найти их, спросить, почему столько времени никого нет…
