Кабинет помещался на четвёртом, верхнем этаже башни, и все три его узких стрельчатых окна смотрели на море. На западе, над лесом, ещё догорали последние отблески заката, но здесь, на прибрежных скалах, уже легли глубокие синеватые тени. Они съели острые очертания утёса, на котором стоял замок, и размыли белые барашки волн, тяжело ворочающихся у его подножья. Тени длинными цепкими пальцами протянулись вдоль бухты, превратив могучие ели на её берегах в косматых злобных великанов – и казалось, что те вот-вот двинутся с места, подступят к древним стенам и ударами палиц обрушат их.
У стола, подперев ладонью правой руки лоб, сидел человек лет тридцати. Перо в его левой руке стремительно металось над листом бумаги, оставляя за собой мешанину линий, букв и цифр. Погружённый в свои расчёты, человек не замечал ни подступивших сумерек, ни большого ворона, сидевшего на каминной полке и время от времени переминавшегося с лапы на лапу.
Тонкие черты лица, горбатый нос, острая бородка клинышком и аккуратно подстриженные, завитые на концах усы, выдавали в хозяине кабинета потомка «дворян шпаги». Поколения и поколения династических браков, межевых войн, разрастания владений – и служения трону. Легко можно было представить, как эти умные, хотя сейчас и покрасневшие от усталости глаза, всматриваются в поле боя сквозь пороховой дым; как хмурятся тонкие, иронично изогнутые брови, следя за манёврами неприятеля. И как голос – сорванный до хрипоты, надтреснутый – перекрывает грохоты выстрелов и лязг стали, отдавая приказы терциям.
Однако одежда человека говорила скорее о его принадлежности к «дворянству мантии»: бурая накидка и маленькая круглая шапочка ей в тон, украшенная вышитым символом Триединства – вписанным в круг равносторонним треугольником. Правда, вместо традиционного для Зимних Братьев шнура, хозяин кабинета использовал широкий кожаный пояс, усыпанный множеством крохотных медных гвоздиков, а грубым сандалиям на деревянной подошве предпочёл высокие кавалерийские сапоги.
Ворон на камине в очередной раз переступил с лапы на лапу, потом поднял правую и когтём постучал по стеклу стоявших на полке часов.
– Запаздывает, – отчётливо проворчала птица. – Стоят они у тебя, что ли?
– Часы в порядке, – отозвался человек, не поднимая головы от листка.
– Когда-то я знавал одного мудреца, – задумчиво заметил ворон, – который тоже имел привычку работать в сумерках, не зажигая свечей.
– И?
– Он, знаешь ли, ослеп.
Хозяин кабинета вздохнул, отложил перо и потёр пальцами глаза. Потом взял со стола колокольчик на деревянной ручке и позвонил. В дверь тотчас просунулась голова слуги.
