О том, как хмельной в стельку Грир обрёл мёртвого собутыльника, и о лишении его прав, клинка и доброго имени
Распростёртый посреди горницы лежал он, бездыханный, без малейшего признака жизни. Не могло быть сомнений: несчастный переступил порог вечности, и не было мертвеца мертвее его. Рядом, в луже почерневшей крови, лежал мой знаменитый кинжал, украшенный благодарственной гравировкой самого юзендманна Рори.
Я поднёс руку к вискам, дабы разогнать туман, что клубился в моём черепе, но стражи не позволили мне собраться с мыслями. Один из них, с рябым и серым, как поросший мхом горный валун, лицом, схватил меня за плечо и заревел мне в ухо столь громогласно, что в бедной голове моей зазвенело. Другой же, не мешкая, окатил меня ушатом ледяной воды.
– Оставьте, сыны Нергала… – простонал я, но подручный шерифа лишь усмехнулся и толкнул меня на одр. Мысли мои путались, и память отказывалась служить, но вот что было явью: труп, лежащий среди покоев, и мой клинок в его крови. Кто-то вновь дёрнул меня, принуждая подняться, и снова засыпал вопросами. Терпение моё иссякло, и я не глядя отвесил ему пинок.
Полное лицо его, обрамлённое мягким шапероном, исчезло из виду, а сам он взвыл, скорчась от боли. Кажется, я рассмеялся – или же то был лишь хрип, вырвавшийся из пересохшего горла.
– Ну, теперь-то он у меня попляшет! – Прогремел чей-то гневный голос, но в сей миг дверь распахнулась, и в покои вступили твёрдые, властные шаги. Воцарилась тишина, и лишь толстогубый страж продолжал стонать и причмокивать от боли. Такой чести у этих болванов могло заслужить лишь появление Руди Сеймура.
– Руди, друг мой старый … – пробормотал я. – Ты, как и встарь, являешься в час наивысшей нужды, дабы спасти трижды никому не нужную жизнь мою.
Но Руди не был расположен к дружелюбным излияниям.
– Вновь упился допьяна… И время выбрал подходящее… – проворчал он, обратив взор к стражникам. – Опять руки распускаете?
Те безмолвствовали. Толстяк же, плюхнувшись в кресло, застонал:
– Этот проклятый жеребец лягнул меня… вот сюда…
– Чистая правда, старший констебль, – подтвердил другой служитель закона блеющим голосом. – Боуи лишь вопрошал его, а он в ответ ударил.
Руди что-то буркнул под нос и склонился ко мне, окинув взором, полным суровой досады.
– Всё в порядке, Грир, поднимайся… да живее! – провозгласил он, обхватив меня крепкою рукою своей и усадив на постели.
– Мерзостное чувство, – изрёк я доверительно, содрогаясь.
– Боюсь, вскоре станет ещё хуже, – молвил Руди, подавая мне тряпицу. – Оботри лик свой, ибо являешь ты ныне вид пьяной обезьяны, позабытой бродячими скоморохами.
