Петр родился семимесячным слабым ребенком. Однако, невероятная забота и сумасшедшая любовь его матери сделала-таки, чудо. Он быстро набирал вес и рос вполне здоровым. Сызмальства Петр был привержен не то, чтобы к оккультизму, но постоянно находился под давлением каких-то неведомых сил. Ему трудно было это объяснить, но на него постоянно давила какая-то неведомая сила, которая висела у него за спиной и постоянно диктовала свою волю, полностью подавляя его собственную. Родители называли это детской мнительностью и неуверенностью, и не относились к этому серьезно. Однако, только он знал, что это не так. Попытаться объяснить это взрослым? Нет, все равно, не поймут. А еще и сочувственно покачают головой, типа – говори, говори, мы-то знаем, что все это детские придумки. Нет, ему совсем не хотелось, чтобы с ним общались, как с умалишенным. Уж лучше так. В себе. Так надежнее. И никто не знает. Характер у Петра, тем не менее, был железный. Одним своим взглядом он мог дать достойный отпор даже самому задиристому хулигану в школе. Учился он идеально, на круглые пятерки, был вожатым класса, а потом и комсомольским вожаком. Внешне он был красив. Но красота его была какой-то особенной, как бы чересчур правильной, что ли, даже пугающей. Выразительные серые глаза глядели изучающе, вызывающе, прямо, не мигая. Трудно было выдержать такой тяжелый взгляд. Волосы прямые, темные, нос прямой со слегка раздувающимися крыльями, губы немного узкие, но они его не портили. Подбородок только был малость тяжеловатый, что и выдавало в нем личность неординарную, сильную. Придя домой, он частенько ложился на тахту и долго лежа молча, уставившись немигающим взглядом в потолок.
– И что ты его разглядываешь? Что там у тебя? Узоры? Облака? – раздражалась мать. Петр предпочитал не отвечать на ее глупые вопросы. А сам в это время разговаривал. С кем? С ним. А может, с ней. Да, впрочем, какая разница, был это он или она и как они могли выглядеть? ОН был, и это было самое главное. С ним было легко. Всегда можно было посоветоваться, спросить, о чем угодно, даже, поболтать на любые темы. Он знал все. Так что, наличие матери с отцом его зачастую только раздражало. Ну, кто они такие? Что они знают? Только учат, как жить? А сами-то, кажется, и не живут. Существуют. Работа – дом, дом – работа. Даже в город выходят только по праздникам. Я уже не говорю, про какие-то театры, концерты. Это уже по великим праздникам. Или редким приглашениям друзей. Вот ОН! Он все знает. Наверное, он был везде, во всех странах и континентах. Ах, как красиво он о них говорит, просто заслушаешься. Вот это жизнь! Вот к чему нужно стремиться! Нет, все-таки, он – мужчина. Он даже слышал его приятный спокойный баритон. Он был, как бархат, завораживал, уносил в небо, ласкал, качал на облаках, открывал дивные картины чудного мира. Кстати, о женщинах. Чтоб вы знали, они меня не интересуют вовсе. Ни как класс, ни как пол, ни как мебель. Никак! Вот такая у нас позиция.
