Мэра небольшого городка под названием Блэкстоун, Ларса Мартинса, разбудила среди ночи его жена Анджела.
– Ларри, проснись! Ларри! – звала она, тряся его за плечо.
– А?… Что?… Что случилось? – спросил Мартинс, постепенно пробуждаясь от сна и растерянно моргая ничего непонимающими глазами.
– Ты кричал.
– Я? Что?
– Ты только что кричал во сне, – настойчиво повторила Анджела.
– Что я кричал?
– «Что ты делаешь, мразь? Ты же священник!». Причём, орал – чуть ли не на весь дом. Меня чуть удар не хватил…
Мартинс присел на кровати и провёл ладонями по лицу, прогоняя остатки своего тревожного сновидения. Окончательно проснувшись, он принялся вспоминать напугавший его сон.
– Приснилась какая-то мерзость. Словно я оказался в полутёмной и грязной комнате, где стояла такая адская вонь, словно там справляли нужду все кому ни лень. Затем передо мной возник какой-то мерзкий тип с неаккуратной бородкой и узколобой головой в форме горшка, покрытой грязными слипшимися волосами. Он был одет в длинную, измазанную грязью когда-то белую сутану. Казалось, что он носил её полсотни лет и при этом ни разу не стирал. И с появлением этого отвратительного персонажа в комнате завоняло ещё сильнее.
– Фу! Какая мерзость! – прокомментировала Анджела, не скрывая своего отвращения.
– Не то слово, – согласился Мартинс, после чего продолжил: – Этот мерзкий и грязный тип стал бегать по комнате и нести какую-то невнятную чепуху. А когда я спросил у него, что это за жуткий запах, то он в ответ снова понёс какую-то чушь, заявляя, что он тут абсолютно не причём. И когда он стал оправдываться, то его и без того отвратительная физиономия стала постепенно превращаться в морду бульдога. Причем, не взрослого собаки, а щенка. Я попытался его урезонить. Но он упорно продолжал бубнить что-то вроде «я тут не причём, я ничего не знаю» и тому подобное. Затем он умолк, достал из стоявшего в углу полуразвалившегося шкафа небольшой серый мешок, сплошь покрытый грязными пятнами, и бросил его на пол прямо передо мной, после чего уселся на табурет, повернул ко мне свою псиную морду и виновато уставился на меня глупыми собачьими глазами. От брошенного мне под ноги мешка по комнате стал распространяться ещё более жуткий запах. Тогда-то я и начал кричать прямо в его отвратительную собачью физиономию: «Что ты творишь, мразь?! Ты же – священник!».
Мартинс замолчал и глубоко вздохнул, переводя дух.
– Одного не пойму, с какой стати я называл его священником? – добавил он после недолгих раздумий.
Анджела внимательно выслушала его странный рассказ и подытожила:
