В мире, который они называли «Великой Стабилизацией», понятие счастья было окончательно и бесповоротно решено. Его свели к простому, измеримому алгоритму: стабильная работа, предсказуемый досуг, одобренный круг общения и регулярные сеансы цветотерапии для купирования «сезонной астении» – последнего пережитка той самой неустойчивости, что мучила человечество в прошлом.
Искусство стало инструментом гармонизации. Картины с искажёнными лицами и грязными, тревожными красками признали вредными и изъяли из истории. Их место заняли глянцевые пейзажи и портреты улыбающихся людей с ясным, чистым взглядом. Музыка, рвущая душу на части, уступила место «звуковым ландшафтам» – ровному, убаюкивающему гулу, настраивающему на позитивный лад. Литература превратилась в сборник инструкций по достижению успеха, где герои, не знающие сомнений, уверенно шли к цели по проложенному маршруту.
Любая сильная эмоция – грусть, ярость, тоска, страсть – рассматривалась как сбой, «когнитивное искажение», требующее немедленной коррекции. Система бдительно следила за этим с помощью Социального Рейтинга. Слишком громкий смех, неодобренная шутка, ночь, проведённая без сна в беспокойных размышлениях – всё это вело к понижению баллов, а значит, к проблемам с работой, учебой и доступом к благам.
Людей не заставляли быть счастливыми силой. Их мягко, неумолимо и с самой искренней заботой убеждали в том, что их боль – это личный дефект, который можно и нужно исправить. «Курсы коррекции», «сеансы оптимизации потенциала», «программы социальной адаптации» – всё это было проявлением отеческой любви Системы к своим детям.
Это был идеально отлаженный механизм, создающий идеально отлаженных людей. Мир, из которого начисто изгнали хаос, боль и неуверенность. Мир, похожий на стерильную белую комнату, где нельзя было испачкаться, упасть или заплакать.
И потому тот, кто вдруг ощущал в груди щемящую пустоту, кто слышал в тишине навязчивый звон собственной тоски, кто видел в сияющих улыбках прохожих не радость, а усталую покорность, – такой человек был самым страшным врагом Системы. Не потому, что он ломал правила, а потому, что он напоминал всем об одной простой вещи: душа, лишённая права на боль, рано или поздно теряет способность к настоящей радости. И тогда внутри просыпается тихий, настойчивый голос, шепчущий всего одно слово: «Проснись».
