Светлые, неестественно белые стены квартиры, которые должны были делать пространство шире и чище, нависали над десятилетним мальчишкой с неприкрытой угрозой. Широкие экраны в половину стен трезвонили о чём-то тревожно и пронзительно, и весь этот гам сливался воедино с причитаниями его матери, активно жестикулирующей руками, размахивающей тонкой пластиной-планшетом, словно бы ажурным веером.
Её глаза – холодные, отчуждённые, серые, как небо в пасмурный день, пускай и выглядели намеренно строго, но в своей сути ничего не выражали. Абсолютно. Мальчик прекрасно помнил, насколько они были пустыми, именно этим она всегда его и пугала – своим активно скрываемым за дисциплиной безразличием. Ей всегда было всё равно.
Даже сейчас, когда она активно отпечатывала в его голове необходимость идеала во всём, к чему он не прикасался, мать ничего не чувствовала. В тон ей продолжали блёкло моргать, а после внезапно вспыхивать экраны, вызывая желание отпрыгнуть, сощуриться, закрыть глаза, но ничего из этого мальчик сделать не мог.
– В который раз повторяю тебе, Евгений: девяносто восьми процентов за тест недостаточно! Чтобы быть лучшим, тебе нужна сотня. Сто, не меньше! Ты слышишь меня?
Он прекрасно слышал, пожалуй, даже слишком хорошо. И без того звонкий голос матери усиливался его головой в несколько раз, становясь нестерпимо громким, пронзительным, режущим слух. Мальчишка терпел первое время, как и всегда, а после под давлением белых стен, всполохами экранов и крикливыми ругательствами матери закрыл уши хрупкими ладонями. Сначала несильно. Малыш надеялся, что окружающие предметы сами почувствуют его тревогу и поутихнут, но нет; мать пуще прежнего принялась бранить, вот только теперь её голос походил на вопль – всё такой же чужой, безразличный, холодный, как лезвие хорошо заточенного меча.
– Всегда на сто!
Вспышка света, крепкая ладонь хватает его за запястье.
– Лучшим! Всё должно делаться безукоризненно!
Мальчик вырывался, но рука матери ещё требовательнее сжимала его собственную. Стены вот-вот норовили сложиться прямо на их головы.
– Ты должен быть идеальным…
Ребенок рванулся в сторону, когда почувствовал, что уже не мог просто дышать. Он высвободился из крепкой хватки матери, и в тот же миг белоснежные стены рухнули вместе с ненавистными экранами; всё затихло.
Мальчик пытался успокоиться, но в абсолютной темноте его продолжали преследовать безумные серые глаза, молчаливо наблюдавшие за каждым его шагом. Из темноты начали выплывать всевозможные фигуры – треугольники, квадраты, круги, тетраэдры, словом, каких там только не было! Все они раскрывали свои голодные «пасти», будто дикие звери, надвигались на беспомощно застывшего мальчишку. Тот вновь был не способен пошевелиться, тупо уставившись на фигуры, показавшиеся самой страшной угрозой, которая могла только существовать.
